Помню, лежим мы на траве во дворе в одних трусах, солнечные ванны принимаем, витамин D телом свои потребляем, чаек попиваем, курим, болтаем, магнитофон рядом блятняк крутит. Чем не житуха, а? И выходит мент на крылечко, что на смену заступил, фуражку снял, пот со лба рукой вытер, посмотрел на нас и говорит так, знаете, с выражением:
– За…сь зеки живут!
И столько тоски и зависти в его словах и в его глазах было, как сейчас эта рожа перед глазами стоит. Ну а что, зарплату тогда по нескольку месяцев не платили, да и что там за зарплата у них была? – Смех один, всю инфляция съедала. Утром придешь в магазин – хлеб стоит триста рублей, а уже вечером он же – пятьсот. А в зону братва с воли фурами каждую неделю общак загоняла. Братва-то тогда на воле хорошо жила, мы и в столовую ходили редко. Мужички, конечно, в столовой питались, но и с общака в столовую постоянно подгоны были, так что и там суп с мясом был всегда. А у мента этого дома жена со спиногрызами жрать просят, а где он возьмет? Вот и завидовал нам, по-настоящему завидовал, без балды. У нас-то, в отличие от него все было класс, забот никаких! Вот и куда им деваться, бедолгам, было? Только за счет нас, считай, и жили, все без проблем с воли несли, только плати.
Режима, считай, в то время не было почти совсем никакого. Я, помню, не всегда и на поверку выходил. Спишь, к примеру, в бараке – пьяный или обкуренный, а то и просто вставать лень. Ну, крикнет кто-то за тебя —«здесь», мол – и порядок. Отбоя как такового в нерабочих бараках совсем не было. Сутками напролет – музыка из десятков магнитофонов: кто в карты шпилит, кто бухает, кто песни орет под гитару. Дым стоит коромыслом и в прямом, и в переносном смысле. Менты среди ночи с обходом зайдут, закурить стрельнут, да обратно к себе в дежурку, завидовать нам. Посылки – сколько хочешь и когда хочешь, свиданки – каждый месяц, было бы кому ездить. У кого бабки были, так проституток даже заказывали, их менты как родственниц оформляли за договорную плату – и на личное свидание в отдельной комнате, пожалуйста. И всем хорошо, поскольку менты со всего этого свой барыш имели постоянный.
Жаль, где-то после 96-го государство стало потихоньку очухиваться, гайки стали постепенно закручивать, а в нулевых, считай, совсем эта вольница прекратилась. Зона стала опять на зону похожа. Даже огородики мужикам запретили. Не совсем так, конечно, как при комуняках стало, но уже далеко и не вольница девяностых. Зато сейчас молодняк слушает старых сидельцев, как оно все тогда было и вздыхает с завистью. Только я вот что скажу, и тогда все сидели по-разному, и сейчас тоже все по-разному сидят. Кто как устроиться сумеет, от тебя самого многое зависит, как себя поставишь. Но и от обстоятельств, конечно, но обстоятельства-то у всех одни, да только все ведут себя в этих обстоятельствах по-разному. Вот, любят в фильмах да книгах, про законы тюремные писать, типа: не верь, не бойся, не проси. А я скажу, что херня это всё, не было никогда таких законов на тюрьме, это все писатели придумали.
Как без веры жить, как никому не верить? Чушь это все, верить надо, только смотря кому и когда, вот тут надо разбираться, это правда. А без веры никак нельзя, что это за жизнь совсем без веры?
А что значит «не бойся»? Ну, назови ты это не боязнью, а опасением, суть от слова не меняется. Поэтому опасаться надо всегда и много чего, а чего и прямо бояться следует. Если ты, конечно, не отмороженный на всю голову. Другое дело, что, опять же, надо знать, когда отступить, а когда стоит страх свой перебороть и зубы показать. Это целая наука, что приходит с опытом.