Он стоит прямо напротив меня и молчит. Я тоже молчу. Что тут скажешь? Тринадцать месяцев назад я устроила скандал. У меня случилась мощная истерика. А потом состоялся разговор, в котором мне объяснили, как мы теперь будем жить.

Не хочу об этом вспоминать.

И о том, как просила развод спокойно — тоже.

Адам отказался. Он отказывался долгих тринадцать месяцев, и чтобы я не пробовала — отказывается даже сейчас.

Я это чувствую. И это дико раздражает, но я не даю себе открыть рот и спросить: почему?! Твою мать! Почему?!

В этом нет смысла. И это разрушит легенду.

Поэтому я усмехаюсь тихо и смотрю на бутылку вина.

- Мое любимое. Угостишь?

Адам шумно выдыхает.

- Ты на антидепрессантах. Тебе нельзя пить.

Бутылка тут же пропадает из зоны моей видимости, стук донышка отдается эхом. И снова тишина. Адам смотрит на меня, как только он умеет — твердо, сильно. Так что пошевелиться сложно. Так, чтобы до меня дошло, в каком он гневе. Чтобы я не обманывалась тихим голосом дальше…

- Что ты здесь делаешь, Елизавета?

Когда он злится, он всегда называет меня полным именем, и я всегда ежусь. Сейчас не исключение.

- Хотела узнать, какие дела на этот раз у тебя появились.

- Как ты попала в номер?

- Пароль от твоего компьютера — все еще равен нам, - смотрю ему в глаза.

Это сложно. Они у него чернее черной дыры. Самой черной-черной дыры! Чтоб ее…и также засасывают в себя.

Покоряют.

Метят.

Не дают дышать.

Влюбляют.

Я же люблю его до сих пор. Безумно. Дико. Страстно. Иногда мне страшно, что вечно…Говорят, время обязательно вылечит все, что тебе причинили, но это не так.

Я знаю, что он мне изменяет, но это до сих пор адски больно. И я до сих пор его люблю. Ненавижу, но люблю. При этом близость его выносить сложно. Вся моя душа чувствует, как запах его сладковатого, загадочного, дорогого парфюма смешивается с этой вульгарной дешевкой, и готова сдохнуть.

Мне нужен воздух.

Поэтому встаю, отхожу к окну и сжимаю свои плечи. Хмыкаю.

- Марианна, значит? Неплохой выбор. Сегодня она была хороша.

- Прекрати… - глухо шепчет, на что из меня рвется разломанный смешок.

- Ее трусики валяются на полу. Непорядок. Беречь надо свое белье, хотя ты, наверно, всегда сможешь купить ей магазин этого белья, поэтому…

- Елизавета!

Адам в два прыжка оказывается рядом и резко разворачивает меня на себя. И казалось бы, я не должна чувствовать его касаний, но я чувствую.

И они меня убивают.

А я стою стойко. Не пытаюсь вырваться. Даже больше! У меня выходит смотреть в его глаза с больным безразличием. Оно отталкивает Адама. Я уже это поняла и пользуюсь на все сто процентов: слезы, истерики — это не та карта, которую нужно разыгрывать. Заранее провальная схема. Так он думает, что у него есть шанс убедить меня в правильности собственных идей, в своих принципах. Так он видит лазейку в мое сердце.

Адам и так там, но ему необязательно это знать. Безразличие — вот мой щит. Один из них.

- Здесь красиво, - шепчу тихо, муж морщится, ничего не говорит.

А я продолжаю на него смотреть и думать…что же творится в твоей голове, Адам?

Но он закрыт от меня. Я его больше не чувствую…

- Езжай домой, - хрипит и отходит на шаг, чтобы дать мне пройти, - Потом поговорим.

Не поговорим, и мы оба это знаем. Мы уже давно не говорим. В этом нет смысла…

Киваю и отстраняюсь от окна, и пусть волна боли снова меня топит, но я только теснее сдавливаю сумку, сжимаю ее лямку в кулак и роняю.

- Извини, что помешала.

- Лиза…прекрати.

Звучит устало. Знаю, что я его утомила. Знаю. Ты меня тоже. Так давай разрубим этот гордиев узел! В чем проблема?!

Но я этого не скажу. Вся злость, все эмоции, глубоко под слоем мишуры закопаны. Мне нельзя их показывать. Если начну — он быстро сообразит, что ситуация, увы, представляется несколько иначе, чем видно с его девяносто девятого этажа.