— Праздник? Не омрачать? Снова?

После этого мне снова стало плохо, и снова был провал в памяти.

Я же ему сказала! Игнат мне больше не муж! Нет никакого праздника!

Зачем этот врач издевается надо мной?

Почему они все издеваются?

Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу домой.

Вернуться в тот день, когда мне предложили работу. И отказаться.

Или за день до регистрации.

Чтобы просто уйти. Собрать вещи. Оставить моего малыша. Исчезнуть.

Все эти дни я не могла смириться с произошедшим. Я понимала, что с моим организмом всё более ли менее, я могу уйти. И я очень хотела уйти, ведь даже за эту палату платит Игнат.

Но как только врачи переставали накачивать меня седативными средствами, начинались истерики.

Мне потом говорили, что Игнат на самом деле приходил каждый день.

Но мне становилось хуже, когда я его видела.

Поэтому в итоге он перестал приходить.

А, может быть, они всё врут, может быть, его тут ни разу и не было?

Я даже смерть матери переносила проще. Точнее, до сих пор переношу. Какая злая шутка — именно он, тот, кого я называла любимым, поддерживал меня. А ещё я просто знала, что она скоро умрёт. Она долго мучилась, я всё это время была рядом. Я любила и люблю её очень сильно, но за несколько лет нельзя было не смириться.

Сейчас же всё нахлынуло с новой силой.

Смерть матери.

Потеря ребёнка.

Измена.

Я зацикливалась на одной мысли, выкрикивала её часами, если меня не успокаивали вовремя.

Я то проклинала Игната и Алину, предателей, то снова возвращалась к мысли, что мне показалось, что этого не может быть.

Помню, как пришла в себя внезапно, осознав, что судорожно шепчу, глядя в потолок: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…»

После этого я снова стала задаваться вопросами — зачем он так? Что у него в голове? Да разве я бы пыталась его удержать, если бы знала, как обстоят дела? Разве же я хотела быть с ним любой ценой?

Он сам меня добивался.

Его привлекала моя невинность. И в сексуальном плане и в принципе. Он как-то сказал, что я самый непосредственный человек, которого он когда-либо видел.

— Зачем? — вой в подушку. — Зачем ты так?

Злость и обиду я чувствовала и осознавала — это уже хорошо. Это не истерика, ведущая в никуда, а способ исцелиться.

Вот только не знаю, что делать с болью.

Мне кажется, я полна ею до краёв.

Мне кажется, я — сплошная открытая рана.

Это всё ещё и мешается со словами доктора о моей работе. Что, если он прав? Да, выкидыш спровоцировало то, что я застала мужа с другой. Но что если моё тело оказалось таким слабым на потрясения из-за образа жизни, который я вела раньше?

Много физического труда, не высыпалась, недоедала.

Я была истощённая, когда фотограф заметил меня.

Эталон в модельном бизнесе.

Поэтому он и спросил.

Он не издевался.

— Мы… убили тебя…

Я больше не истерила. Просто лежала целыми днями и смотрела в потолок. Есть не хотелось. Точнее — от вида еды просто тошнило. Я постоянно была под капельницей.

Не знаю, сколько в итоге времени прошло. Пару недель? Может быть, больше.

Меня это не сильно интересует. У меня больше нет ничего, к чему можно было бы спешить.

Хотя…

Наконец, мне становится лучше. Может быть, врачи наконец-то подобрали подходящие препараты, может быть, просто нет сил больше страдать.

Я всё время думаю о маме. О том, что она бы точно не одобрила, если бы я просто сдалась. Легла умирать. А ещё чувствовала бы вину. Я верю, что она наблюдает за мной с неба. Что мы встретимся, когда придёт время. А, значит, я несу ответственность за её чувства до сих пор. Я должна её радовать.

Пока что — только её.

Сейчас нет сил думать о себе.

Наконец, озвучиваю доктору, что хочу уйти.