Когда я собираюсь открыть рот, чтобы заговорить, понимаю, что у меня пересохло в горле. Мне требуется минута, чтобы смочить его, и я несколько раз сглатываю.

– Вы пришли ко мне за помощью, и я обязана приложить максимум усилий, чтобы вы ее получили. Если мы предоставим судье какие-либо доказательства ваших слов, я даю вам девяносто девять процентов, что дети останутся с вами и вы получите от него как минимум пятьдесят процентов имущества.

– Мне ничего не нужно…

– А о детях вы подумали? Не торопитесь отказываться, Анастасия. В вашем случае ваш муж не дает вам развода не потому, что боится потерять часть денег. – Поджимаю губы и качаю головой. – Нет. Тут дело в другом. Он просто не хочет терять вас из своих эгоистических побуждений. Мне было достаточно убедиться в этом на нашей первой совместной встрече, куда, собственно, он не отпустил вас одну. Он контролирует каждый ваш шаг. Он диктатор и тиран. Это нездоровая ситуация, но у меня была уже подобная практика.

– Я… я знаю. Знаю. Но так я никогда не получу развода. Мне проще отказаться от всего и исчезнуть…

Она нервно закусывает нижнюю губу и натягивает рукава на ладони так, что левая часть кардигана сползает, и я замечаю фиолетовые отпечатки пальцев.

Какого черта?

Ярость вспенивается в моих венах, и я поднимаюсь на ноги, с трудом усмиряя порыв причинить боль ублюдку, который оставил это на ее теле. Это не просто синяк, там есть следы от ногтей, а значит, она пыталась вырваться. Господи, какое чудовище скрывается под маской ее мужа?

Проследив за моим взглядом, Анастасия вздрагивает и торопливо прячет следы, но я останавливаю ее, осторожно взяв за руку.

– Могу я посмотреть?

Она напрягается, но все-таки кивает, позволяя мне заново спустить кардиган на ее плече и теперь вблизи рассмотреть синяки, которые появились на ее коже насильным путем.

– Это его рук дело? – Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее испуганным лицом. – Вам нечего бояться. Я помогу вам. Поэтому чем больше вы мне расскажете, тем больше у меня будет возможности защитить вас. Может быть, есть, что-нибудь еще, что вы хотели бы мне сообщить?

Анастасия закусывает губы, но я вижу, как дрожит ее подбородок. А я стараюсь не напирать. Работа с жертвами насилия самая хрупкая и сложная. Эта тема окружена таким огромным количеством стереотипов, что иногда женщинам проще умолчать или скрыть ту часть, которую можно перевернуть и сделать виноватыми их. А еще хуже стать предметом осуждения. Как часто вы слышите: женщины сами провоцируют насилие, насилие всегда происходит только в неблагополучных семьях, милые бранятся – только тешатся и так далее. Это давит психологически и становится барьером для многих, чтобы говорить открыто.

Сделав шумный вдох, Анастасия сбрасывает полностью кардиган и рассеянными движениями задирает майку, позволяя мне увидеть с десяток гематом на животе, ребрах и руках. Все ее тело – сплошные отметины боли: от желто-зеленых до красно-фиолетовых. Бог мой! С каждой секундой мои глаза увеличиваются в размерах, а в горле скапливается желчь.

– Это лишь малая часть… – бормочет она. – Я могу показать больше.

Я мотаю головой, едва способная проглотить ком в горле.

– Но почему же вы молчали на нашей первой встрече?

– Потому что я боюсь, что он повторит все… это.

– Булат угрожал вам?

Она кивает, обнимая себя за плечи.

– Когда все это началось?

– Когда я впервые сообщила ему, что разведусь с ним. – Она прочищает горло. – Тогда я впервые обратилась в вашу фирму и попала к вам. Сначала мне порекомендовали мужчину адвоката, но я настояла на женщине. Я больше не могу доверять мужчинам. Мне кажется, это просто невозможно. – Анастасия растирает лицо ладонями, будто пытается содрать с себя следы слез, после чего выдыхает сдавленно: – Вы простите меня, пожалуйста, за то, что я тут устроила, на самом деле… я не такая плакса.