Его губы находят мои, сначала легко, почти невесомо, а потом глубже, настойчивее, с привкусом вина и чего-то дикого. Я цепляюсь за его плечи, пальцы впиваются в ткань футболки, чувствуя, как под ней напрягаются мышцы — твёрдые, горячие. Сомнения последних дней растворяются в этом поцелуе, в его дыхании, что смешивается с моим.

— Пойдём, — хрипит он, хватает меня за руку, тянет в спальню. Свечи остаются догорать на столе, вино — ждать своего часа. Он ногой открывает дверь, и в полумраке комнаты его глаза — серые, глубокие — горят, как у зверя, моего зверя, которого я знаю наизусть.

Он тянет мой свитер вверх, стаскивает через голову, и прохладный воздух касается кожи, но тут же сменяется жаром его рук. Его пальцы — большие, чуть мозолистые — скользят по моим плечам, вниз, к рёбрам, оставляя следы, от которых всё внутри сжимается. Он целует мою шею, медленно, смакуя, зубы чуть касаются кожи, и я вздрагиваю, когда его горячее дыхание обжигает мне ключицы.

Я тянусь к нему, стягиваю его футболку — ткань цепляется за его плечи, но он помогает, сбрасывает её одним резким движением. Широкая грудь, с тёмными волосками и старыми шрамами от драк юности — под моими пальцами, горячая, живая. Я провожу ладонями по его коже, чувствую, как под ней бьётся пульс, как напрягаются мышцы, когда он наклоняется ко мне.

Он расстёгивает мои джинсы, стягивает их вместе с бельём, и я остаюсь перед ним практически голая, только тонкая полоска трусиков, я уязвимая перед ним и маленькая. Но его взгляд — голодный, тёмный — заставляет меня дрожать не от холода, а от желания.

Муж толкает меня на кровать, мягко, но с силой, и я падаю на еще холодные простыни. Он нависает сверху, дышит жарко и я вижу как его грудь вздымается — тяжело, неровно.

Ремень джинсы звякает и они летят на пол. Тема остаётся только в боксерах, что обтягивают его бёдра, подчёркивая всё, что я так хочу и люблю. Природа не обделила мужа достоинством. Я тянусь к нему, пальцы цепляются за резинку, но он перехватывает мои руки, прижимает их к кровати над головой, и его губы снова находят мои — жёстче, глубже, с низким рыком, что вибрирует у меня в груди.

— Хочу тебя, Ань, пиздец как, — хрипит он мне в ухо, обжигая дыханием. — Ты моя, слышишь? Никому не отдам.

Его слова — как выстрел в кровь, я выгибаюсь под ним, чувствуя, как всё тело наливается жаром. Он отпускает мои руки, стягивает с себя остатки одежды, и я вижу его — твёрдого, готового, с кожей, что блестит от пота в полумраке. Его пальцы скользят по моим бёдрам, раздвигают их, и я задыхаюсь, когда он касается меня там — сначала легко, дразняще, а потом настойчивее, пока я не начинаю дрожать под ним. Моя спина выгибается, ноги цепляются за его бёдра, и я шепчу его имя.

Он входит в меня — медленно, растягивая момент, и я чувствую каждый сантиметр его члена, каждый толчок, что заполняет меня до предела. Его руки сжимают мои бёдра, пальцы впиваются в кожу, оставляя красные следы, и я цепляюсь за его плечи, ногти царапают его спину.

Тема рычит, низко, по-звериному, и начинает двигаться — сначала плавно, глубоко, с оттяжкой, желая довести меня до оргазма за минуты, зная, как и что я люблю. А потом быстрее, резче, с такой силой, что кровать скрипит под нами, а простыни сбиваются в ком. Мои бёдра дрожат, внутри всё пульсирует, и я чувствую, как пот стекает по моей шее, как его пот каплями падают с его висков на мою грудь.

— Люблю тебя, Анька, — хрипит он срывающемся голосом, — Ты моя, была, есть, и всегда будешь.

Его слова впиваются в меня, как крючки, и я теряюсь в нём — в его запахе, в его жаре, в его толчках, что выбивают из меня воздух.