Стоило им покинуть прихожую, как я крутнулась на месте и прожгла мужа взглядом.

— Это вообще как понимать? Мы же вчера всё тысячу раз обсудили!

Если я ожидала раскаяния, то это было очень наивно с моей стороны.

— Вообще-то я не предполагал, что они так рано из кино вернутся.

— В кино его должна была вести Инга!

— У Инги желудок разболелся! — зашипел на меня муж. — Она в обед мне звонила, сказала, что плохо себя чувствует, извинялась. Я тут же матери отзвонился, и она её сменила! Ну забыл я про это, когда к тебе приехал. Я думал про… про вечер наш думал, понятно? Думал, как мы вместе его проведём. Я же говорил матери, пусть после кино в ТЦ заедут, ещё куда-нибудь…

Он замолчал, видя, какой эффект вызывают его объяснения.

— То есть отослать сына подальше, чтобы…

— Чтобы помириться, чёрт возьми! Опять ты себе какие-то бредни надумываешь!

Кирилл был откровенно зол. Очевидно, вдвойне. И с Егором не по его плану всё получилось, и с примирением.

Моя воля, собрала бы вещи прямо сейчас и умчалась куда глаза глядят.

Но завтра мне снова выходить на работу.

И Егор. Я не знала, как всё ему объяснить.

«Извини, сынок, я уезжаю».

«Егор, я ухожу. Вырастешь и сам всё поймёшь».

«Извини, Егор, но я не твоя родная мать и своё счастье мне дороже тебя».

Меня просто выворачивало наизнанку от таких объяснений.

Вечер завершился печально.

Кирилл смёл со стола оставленный из ресторана примирительный ужин и, ни слова больше никому не сказав, заперся в дальней комнате, служившей ему кабинетом.

Я покормила Егора, с замиранием сердца следя, как он ужинал. Не делился впечатлениями от мультфильма, который посмотрел с бабушкой в кинотеатре. Не предлагал вечером пособирать пазл. Только бросал на меня тревожные взгляды, будто в душу мог мне заглянуть и прочитать в ней все мои крамольные мысли о вероятном побеге.

Отправив его на боковую, я осталась на кухне одна и, давясь слезами, перемывала посуду.

В голове ещё звучал короткий разговор со свекровью, перед тем как она собралась и, поговорив о чём-то с уединившимся сыном, заглянула на кухню ко мне.

— Оля, ну что же ты сразу мне не сказала?

Я шмыгнула носом:

— Елена Сергеевна, да тут не о чем говорить…

Чем ей поможет эта неприятная информация? Да и она, узнав такое о своём сыне, чем сможет помочь?

— Я ведь чуяла, что у вас что-то стряслось, — она стояла на пороге кухни, будто не решаясь входить. — Всё очень серьёзно, верно я понимаю?

Я судорожно вдохнула и попыталась честно ответить не только ей, но и себе.

— Серьёзнее не бывает.

Морщинки на её благообразном лице, кажется, обозначились куда сильнее, стоило мне это сказать.

Елена Сергеевна кивнула, устремив глаза в пол.

— Знаешь, Оля, мы об этом с тобой никогда не говорили… Но с Маринкой они разбежались не просто потому что характерами не сошлись. Они и в браке-то часто ссорились. А потом она гулять начала. Всё кричала, что он после рождения сына внимания ей не уделяет. Представляешь? К сыну приревновала. Вот тебе и мать.

Кирилл никогда со мной об этом не говорил. А я не настаивала на разговоре, в душу к нему лезть не хотела. Надеялась, рано или поздно расскажет сам. Не случилось.

— Ужас какой, — выдохнула я. — Она поэтому его на отца и бросила?..

Елена Сергеевна пожала плечами:

— Ну, она никому своего чудовищного поступка не объясняла. Просто испарилась, и всё. Ни ответа, ни привета вот уже несколько лет. Но только…

Она не сразу решилась продолжить. Видно было, что сама с собой боролась, гадая, стоит ли посвящать меня во всю правду.

— …только, Оленька, не одна она виновата. Невиновный тут только Егор.

Я молчала, со спокойствием обречённого ожидая, когда на меня обрушится новая правда.