Улыбаюсь горько. Веки прикрываю. Врач еще что-то говорит, а я… я снова не слушаю… Меня будто в какой-то вакуум посадили, где нет ничего. Ни чувств, ни желаний, ни стремлений, и меня нет…

Обида и боль обжигают. Я отворачиваю голову и смотрю в окно, хотя ничего не вижу, пелена из слез перед глазами и оглушительное чувство утраты…

Сегодня меня переломило, перемололо, и не осталось ничего от прежней Эли…

Только одна оболочка… Пустая и безжизненная…

И вновь перед мысленным взором вереница кадров. Только во всей этой какофонии боли, в которую я погружаюсь, я вдруг вижу лицо той… другой… любовницы моего мужа…

Полины… ее надменный взгляд и высокомерные слова о том, что в обычную больницу на скорой она не поедет…

Вспоминаю, как она кричала, что наблюдается в лучшей клинике…

В той же самой, куда и я ходила…

И боль обжигает внутренности, кислотой обдает.

А меня вдруг как-то током ударяет, и я поворачиваю голову и смотрю в блеклые голубые глаза Виктории Павловны. Женщины, которая наблюдала за моими попытками забеременеть не первый год, которая готовила нас с мужем к эко, которое мы планировали провести, которая с улыбкой забирала у нас анализы и прочее…

Я эту женщину считала чем-то наподобие своей спасительницы и вспоминаю, как еще пару месяцев назад доктор улыбалась мне, шутила…

А ведь Полина тогда уже была беременна от моего мужа…

И эта девица рвалась именно в эту клинику…

Паутина лжи вокруг меня словно проявляется, или же это мои розовые очки окончательно ломаются, вспарывая остатки того, что осталось от моей плоти…

Меня обжигает еще одним предательством и людским двуличием, которое я прямо сейчас четко вычисляю.

Поэтому я, уже не таясь, спрашиваю доктора прямо в лоб:

– Виктория Павловна, скажите мне, а беременность Полины Юрьевы тоже вы наблюдаете?

Доктор на мгновение сжимает губы, прячет панику, глаза отводит…

И это молчание… оно красноречивее любого ответа… оно мне душу рвет на части…

Мой муж. Мужчина, которого я любила больше всего на свете… не просто изменил мне! Он заделал ребенка на стороне и привел свою любовницу в клинику, где наблюдалась я… более того, к врачу, которая лечила меня!

Этому цинизму просто названия нет, и я не понимаю, как мог Глеб так со мной поступить. А, главное, за что?!

Что я такого сделала, чтобы бить меня по самым болезненным точкам, чтобы не просто изменить, а предать, растерзать, уничтожить…

Не могу понять причины такого поступка, просто не могу…

Я всегда была примерной женой, любящей… Я ухаживала за домом, приводила в порядок вещи мужа, ухаживала за ним, даже работу предпочла перевести на удаленку, чтобы больше быть дома, чтобы стать матерью и женой…

Я училась готовить для Глеба, потому что в самом начале нашей супружеской жизни я, мягко говоря, неудачно экспериментировала с приготовлением обычного супа.

Часто путала ингредиенты, а Соколовский смеялся и терпеливо ел мою стряпню, которую я пробовала и отплевывалась, потому что было то пересолено, то недосолено, а в большинстве случаев и вовсе несъедобно.

Муж подбадривал меня, обнимал, целовал, и чаще всего утешения заканчивались горячим сексом прямо на кухонном столе… Глеб всегда был горячим мужчиной, темпераментным. Я его настроение чувствовала, откликалась на его ласку, принимала его любого, и он дарил мне свою любовь, ласку, он будто боготворил мое тело…

Часто я просыпалась в ночи от его взгляда, ощущала сильные руки, которые скользили по моему телу, а потом муж брал меня, доводил до исступления и шептал, что я «его девочка»…

Я не могла не влюбиться в такого мужчину. Предупредительного, умного, целеустремленного, который уважал также и мои стремления, мог выслушать мое недовольство всякими неурядицами на работе…