– Больше не целуй меня без разрешения. А разрешение я тебе не дам. Кажется, мы распрощались уже месяц назад. Всего хорошего.

– Сучка. Точно сучка, – прошептал Слава и остался стоять на месте. Он смотрел ей вслед. И Лера, уже почти дойдя до общаги, обернулась. Леру смутило, что он все-таки видел, что она «обернулась посмотреть не обернулся ли он», но заставила себя перебороть смущение и даже помахала ладошкой на прощание. Очередное «Сучка» она уже не могла слышать.

Ночью она плакала, плакала тихо, почти беззвучно. Как же это глупо, почему все так глупо, почему нельзя вернуть все назад? Ну сказал он тогда эти глупые слова, дурацкую приговорку, и что, обязательно надо было бурно реагировать? Месяц не могла поверить, что такой парень на нее посмотрел, не верила, ждала какого-то подвоха, еще три месяца парила в облаках любви, познавая все новые ее грани, и все. И все. Пятый месяц стал месяцем разлуки. После сегодняшнего Слава уже не подойдет. «Не подойде-е-е-е-е-ет» – эхом и рыданиями отзывалось что-то внутри.

А ночью ей приснился отец. Пьяный, он крушил посуду, вытаскивал из холодильника сырые яйца и разбивал их об пол, кричал четырнадцатилетней Валерии и ее младшей сестренке Амелии, что «их мать шлюха, тварь гулящая». А мать, не имеющая не то, что друзей-мужчин, но и даже подруг, заперлась в ванной, потому что «срочно надо постирать белье», велев дочерям никуда не выпускать отца и постараться уложить его спать. «Ваша мать изменяет, она гуляет с мастером, я сам видел», – продолжал рычать пьяный отец, – и вы такие же, вы такие же, как ваша мать. А сына у меня нет. У меня нет сына, ваша мать сделала аборт, – грязь, смешанная и правдами, и неправдами продолжала выливаться в уши девочек-подростков».

Но ведь Валерия знала и другого отца – умного, начитанного, немного потерянного в этом большом мире. В трезвом виде он больше напоминал школьника, подающего блестящие надежды, но отчаянно нуждающегося в чьей-то твердой руке, которая провела бы его к достижениям. Мир мужчин и достижений требовал решительности, смелости, отваги, иначе отвергал человека, опускал его на самое дно, оставляя самоутверждаться за счет женщин и мучить и мучиться в безумной ревности. Лера не могла представить Славу в роли безумного ревнивца, но противные слова вновь и вновь отзывались болью в сердце.

5. Глава 5. "Не приду ночевать. Валерия"

Поставив вот таким необычным способом точку в их отношениях, на следующее утро Лера уехала в свой родной город. Вереница праздничных визитов к родственникам и подругам, их визиты занимали время, но не могли заполнить тоску в груди. Если одну ее часть просто разрывало от его недоступности, от отсутствия даже мало-мальского шанса видеть его издалека, то другая отечески поругивала Леру, заставляя свое «хочу» засунуть поглубже и делать то, что надо. А надо было учиться жить без Славы. Да и много ли они встречались, чтобы привыкнуть жить только с ним, без малого пол года, так что внутреннее освобождение от мучительной любви-тоски должно было вот-вот прийти … и не приходило. Прошли каникулы, снова началась учеба. Вереницы дней сменялись, но ни одна не приносила радость и удовольствие. Нет, конечно, не было черной тоски, просто мир стал немного блеклым, сны – не такими яркими, пончики – не такими вкусными, весна не возрождала, а осень не награждала. Сначала казалось, что первоцветение с ее воскрешающей силой точно преодолеет эту мучительную связь, разорвет и заставит молодую жизнь распуститься, раскрыться, но приходила весна, цветы и зелень радовали, но тоска, какое-то смутное ожидание, желание погреться о жизнь Славы не уходили. За весной пришло лето, целых два месяца разлуки без шанса на случайную встречу – даже они не смогли навсегда заглушить чувства. Лера точно знала, что они не будут вместе, она и не стремилась к этому. Сначала ее захватила некая злость, даже точнее желание вызвать злость у Славы. Не любишь курящих девушек – отлично, словно судьба сама подстроили случай, когда Слава угощал девушек на вахте сигаретами. Она тоже попросила одну.