— Вали к жене! А не баб по улице собирай! — кричу сквозь слезы. И меня трясет как в лихорадке. — А не то я за себя не ручаюсь. Голову твою откушу.

— Ах ты ж… мне дверь помяла. Иди сюда.

— Извините, — выходит из машины другой мужчина. — Мой друг сегодня перебрал.

— Да ты чё, Серега, она тачку мне помяла,

— Угомонись, — толкает голову друга внутрь. — Может...

Не дослушивая, задыхаясь как от жажды, словно во мне все выгорает и я мучусь от обезвоживания, иду вдоль дороги. Телефон не успокаивается. Нахожу в себе силы ответить.

— Ксю, ты где? Что ты ведешь себя как ребенок? Вернись домой, мы поговорим. Зачем ты устраиваешь этот цирк? Взрослая женщина.

— Пошел ты к черту, паскуда! Пошел ты с этой дрянью в самое пекло.

— Ксю, послушай! Я не хотел, чтоб так все было.

— Никто не заставлял тебя снимать штаны! А как ты хотел? Держать меня как запасной вариант, который в любую минуту бы поддерживал тебя? Давай начистоту, не стесняйся! Ты ж герой у нас. Я боролась за жизнь ради нас, чтобы быть вместе. Я вырвалась из лап смерти. А оказалось, этого «нас» давно уже нет! Ты меня кормил тупой ложью, а я, не пережёвывая, глотала ее. Знаешь почему? Потому что ты для меня был светом в окне. В окне палаты, где проводят химиотерапию, — срываю глотку в крике. — Тот, кто любит, он не ищет так быстро замену, и у него даже в мыслях слова «измена» нет! Потому что любит! Разве я от тебя много требовала? Много просила? А о наших детях ты думал? Или Элона заняла и их место в твоей голове?

Кирилл устало выдыхает в трубку. Ему нечего мне сказать. Он уже устал от моей истерики.

— Вернись домой, мы все обсудим, — спокойно отдаёт мне приказ в трубку.

— Пошел ты! Дерьмо собачье! — Скидываю. Иду дальше куда глаза глядят, пока мой каблук не проваливается в сливную решётку и я не падаю со всего своего роста на колени, сбивая их и ломая каблук.

Черт. Что это? Черная полоса или кризис в жизни?

Испачканная грязью, не только душевно, но и физически, сижу, плачу во весь голос на пустой улице. Нет сил остановить истерику. Телефон начинает пиликать заново. Размахиваюсь, разбиваю его о твердую поверхность.

Своим воем привлекаю к себе внимание проходящей мимо пары. Парень и девушка.

— Извините, вам плохо?

Я киваю в знак согласия. Очень плохо! Неизлечимо плохо. Смертельно плохо.

— Саш, ну что ты спрашиваешь, подними ее. У нее что-то случилось. Вас побили? Ограбили? — наклоняется ко мне девушка.

Отрицательно качаю головой.

— Хуже!

Парень поднимает меня с земли, усаживает на лавочку.

— Вас изнасиловали?

— Нет! Меня сегодня утилизировали как ненужную вещь. Признали профнепригодной. Это все намного хуже, чем то, что вы перечислили, — криво улыбаюсь молоденькой паре, которая смотрит на меня пока еще через розовые очки. И пусть так. Пусть не узнают эту терзающую боль.

— Давайте мы вас отведем домой.

— Нет! — выкрикиваю. — Только не туда.

Они переглядываются.

— Хорошо, а куда?

— Туда, где можно потанцевать и на чуть-чуть забыться. Хотя бы ненадолго забыть этот вечер. И, проснувшись завтра, понять, что все это было страшным сном! — шмыгаю носом, улыбаюсь, как умалишенная, сквозь слезы.

— Пойдемте с нами в караоке-бар, мы как раз туда.

— У меня нет обуви, — кручу каблук.

— Ничего. Саша, а ну, почини.

Парень снимает с меня другую туфлю, ломает там каблук. Эти туфли я покупала за бешеные деньги именно для своего мужа. Он любит, когда девушки ходят на шпильках. Мне хотелось, чтобы сегодня он снял их с меня, покрывая поцелуями моё тело.

— Вот, модные балетки. Пойдёмте!

Подхватывают меня под руки.

— Хорошо, только сейчас давайте зайдем в одно место, по пути будет.