- Я пыталась, но ты знаешь ее, - повторяю его же слова.

Он кивает.

- Она дома?

Очередной кивок. Отчим достает из кармана пачку сигарет и прикуривает.

- Она тебя не пустит, - отвечает он и выпускает густое белое облако дыма. – Она в бешенстве.

- Но я не могла приехать! – в отчаянье заламываю руки.

- Она не простит тебе того, что ты сказала про Алсу и Марата.

- Но это правда.

Отчим презрительно сплевывает на асфальт. Он мне не верит. Как и мама.

- Но это правда, - эхом повторяю я.

- Алсу, она… - отчим замолкает, подбирает слова.

- Она не призналась? – догадываюсь я.

- Нет, - он делает очередную затяжку.

Из низко нависающих серых туч начинает накрапывать дождь.

Молчание затягивается.

- Я поговорю с ней, - неожиданно дает мне надежду отчим.

- Что? – поднимаю голову. Не могу поверить. Отчим, с которым мы за все двадцать лет жизни под одной крышей едва ли перебросились десятком слов, обещает поговорить с мамой!

- Я поговорю с Зариной. Расскажу про аварию и больницу. Но ты сильно не надейся… - он задумчиво жует фильтр сигареты. – Вчера ей уже звонили и пытались рассказать про аварию. Она бросила трубку. Зарина очень вспыльчивая. Пока она не остынет – объяснять ей что-то бесполезно.

Печально киваю. Я и сама это знаю. Мама готова испепелить все вокруг себя, пока в гневе. Даже если потом и пожалеет об этом.

- Держись, Диана, - мне на плечо ложится его тяжелая шершавая от тяжелой работы ладонь. – Но домой не суйся. Она тебя не пустит.

Киваю и глотаю слезы.

- Звони, если что. Я постараюсь помочь, если смогу. У тебя деньги есть?

Тупо смотрю в одну точку. Вот так за пару минут может измениться мир. Родная мать вышвырнула меня из своей жизни и из дома. А чужой по сути человек предлагает помощь.

Отрицательно качаю головой.

- Держи.

Мне в ладонь ложится мятая купюра.

- Больше нет, прости, - он виновато переминается с ноги на ногу и выплевывает докуренный бычок. – Мне пора.

Очередное неуклюжее, но такое неожиданно теплое похлопывание по плечу и отчим разворачивается и уходит в сторону остановки.

Сквозь слезы смотрю на свою сжатую ладонь. Из нее торчит ярко рыжая бумажка. Пять тысяч рублей. Отчим дал мне пять тысяч. Но у него же никогда не бывает денег, всю зарплату до копейки он оставляет дома. Мама даже на проезд и сигареты ему выдает ежедневно.

Крепко сжимаю кулак.

- Спасибо, - шепчу в пустоту.

Замечаю прямо перед собой огромный мешок, который с интересом обнюхивает помойный кот.

- Пошел вон! – кричу слишком громко. Пугаю не только кота, но и стаю помойных голубей.

Мертвой хваткой вцепляюсь в мешок и пытаюсь оттащить его от мусорки.

Сил нет. Мир вокруг начинает вращаться с огромной скоростью. Перед глазами все плывет. К горлу подкатывает тошнотворный ком.

- Ну же, ну давай! – кричу на пакет.

И в итоге дергаю его из последних сил. Пластик рвется, у меня в руках остается огромный кусок черного полиэтилена, а из зияющей дыры прямо на грязную мокрую землю вываливаются мои вещи.

- Нет! Нет! – тылом ладони смахиваю слезы и пытаюсь сгрести свои вещи в кучу.

Тошнота становится нестерпимой. Поднимаю голову и стараюсь дышать урывками, мелкими глоточками.

Дождь становится все сильнее. Крупные капли барабанят по лицу и спине, по пакету, по мусорным бакам.

Мне не справится одной.

Отбрасываю от себя кусок полиэтилена, что все еще сжимаю в руке.

Медленно ковыляю к подъезду, постоянно оборачиваюсь на свои вещи, словно они могут исчезнуть.

Подхожу к подъездной двери и хлопаю себя по карманам.

Ключей нет. Они остались у Марата.

Дрожащими пальцами набираю заветный номер и замираю перед динамиком.

- Кто? – раздается сердитый мамин голос.