– Хочу куфать кафу! – требовательно заявляет моё персональное чудо и желудок согласно урчит. Он всё ещё помнит вчерашние подвиги.

– Кафу, так кафу! – фыркнув, соглашаюсь я.

С Сашкой на руках я ставлю молоко и пока мы умываемся, смеясь и брызгаясь, оно успевает залить половину плиты.

– Не будет кафы? – расстроено возит он ложкой по столу, пока я пытаюсь быстро стереть следы первой неудавшейся попытки.

– Ещё как будет! – вскоре молоко долито, успешно доведено до нужной температуры и через пятнадцать минут готовая каша лежит у нас в тарелках.

– Голячо! – хнычет сын.

Тот самый, который минуту назад не мог ждать, требовательно стуча ложкой по столу. Ещё бы не горячо! Быстро переливаю овсянку в плоскую тарелку, дую и ставлю перед нетерпеливо ёрзающим Сашкой его любимое блюдо.

Александра Борисовна приходит в половине девятого. Услышав характерный звон открывающих дверь ключей, я замираю с тушью в руках, плохо понимая как мне вести себя с Кириллом при сыне, но раздаётся её: «Доброе утро!», и Сашка срывается с кресла, в котором до этого перебирал мою косметичку.

– Доброе утро! – закончив с глазами, я выхожу из спальни.

– Удалось выбраться пораньше, – обнимая Сашку, весело признаётся она, – в поликлинике практически не было очереди!

– Александра Борисовна, давайте мы запишем вас к хорошему кардиологу! – уже в который раз предлагаю я ей. – У Кирилла есть замечательный знакомый – мастер своего дела! – я осекаюсь, но Александра Борисовна не замечает мою заминку. Или делает вид. Не удивлюсь, если ей давно известно о том, свидетельницей чего вчера оказалась я.

– Кира, поверьте, в моём возрасте уже ни один мастер не поможет! – смеётся она. – Ну, что вы сегодня делали? – обращается она к Сашке.

– Ели сголевшую кафу! – торжественно признаётся он, а я иду собираться.

Глаза накрашены сильнее, чем обычно, на мне – чёрные джинсы, чёрная футболка и часы на тёмном кожаном ремешке. Lady in black. Долго изучаю собственное отражение и иду переодеваться – чёрта с два я обрадую Меркулову и Хоффмана траурным видом!

– Александра Борисовна, я убежала! – через пятнадцать минут я заглядываю в детскую и ловлю в объятия сына.

– Плиходи быстлей! – шёпотом просит он. – Мы тебе слона налисуем!

– Обязательно, мой хороший! – крепко целую его и, махнув няне, выхожу.

Михаилу Германовичу я позвонила ещё вчера, сидя в машине перед «Надеждой», со сведёнными судорогой пальцами и ощущением краха своего персонального уютного мирка. Давний знакомый моих родителей, он находился на связи практически круглые сутки и именно Михаил Германович составлял наш с Кириллом брачный договор.

– Кира! – он сам выходит навстречу, как только секретарь сообщает о моём приходе. – Здравствуй! – на правах старшего он по-отечески целует меня в лоб.

– Доброе утро, Михаил Германович! – моему голосу ощутимо недостаёт его жизнерадостности. – Извините, что побеспокоила вас так рано! – официально он работает с десяти, но в это время я уже должна быть на парах, поэтому мне пришлось воспользоваться хорошим его ко мне отношением.

– Брось, Кирочка! – приобнимая за плечи, Михаил Германович провожает меня в кабинет. – Ты же знаешь, я здесь ежедневно с восьми до восьми, – усадив меня в кресло, он устраивается за столом. Вышколенная секретарь бесшумно приносит поднос с кофе и конфетами, также незаметно исчезнув. – Так что случилось? Признаться, вчерашний твой звонок оставил больше вопросов, чем ответов.

Говорить об этом оказалось неожиданно трудно и чашка с кофе помогает занять руки на долгие две минуты, во время которых Михаил Германович молча ждёт моих слов.