Замираю, улавливая страх Илины, что просачивается через тонкие золотые нити чар. Острый, натянутый, как струна, которая оплетает ее слабое сердце, и в этом ужасе всплывает лицо того, кто сейчас пытается загнать меня в темноту.
Я с рыком кидаюсь и кидаюсь на дверь. Я тут Альфа, и чары меня не остановят. Я их разорву, уничтожу и сотру, как и этого урода, что решил лишить меня моей волчицы. Лес нас примет и укроет.
— Упрямец.
Нити дрожат под моим натиском, я их подцепляю зубами, когда они вспыхивают и рву. Они обжигают пасть, режут десны и на языке чувствую кровь, но я вновь и вновь деру эту мерзкую паутину, игнорируя боль и раны. Опять кидаюсь на дверь, и она тихо поскрипывает.
— Любопытно, — шепчет старик и заинтересованно наблюдает за мной.
Вся пасть и грудь в крови, в которой я захлебываюсь вместе с рыком. Дерево трещит от очередного броска, и я выламываю дверь. Обрывки чар оставляют глубокие царапины над глазами и на ушах, кровь застилает взгляд, и я выскакиваю во мрак холодного коридора.
***
Илина
Ивар
Парочка вместе
17. Глава 17. Теперь это твоя жизнь
— Это… все неправда… — задыхаюсь в панике, глядя на трех старух. — Он приведет всех к краху…
— К краху ли, дитя? — средняя провидица наклоняет голову. — Да, крови будет много, но для леса это та же вода.
— Что вы такое говорите?! — я встаю и отмахиваюсь, от Вестара, который пытается взять меня под руку.
— Что ты увидела? — он хмурится.
— Ничего хорошего, — шепотом отвечаю я и опускаю голову. — Должен быть другой выход… Если не разрыв связи, то… я не знаю… его зверь везде меня найдет, а моя волчица будет звать его…
И я чувствую ее страх, тревогу и желание повыть, чтобы призвать Ивара. Три старухи не внушают ей доверия, потому что они даже не моргают. Их не удивили мои видения, как мертвецов, у которых больше не бьется сердце. Для них возможное будущее при разрыве не отличается от настоящего. Они его принимают и готовы к тому, что о Северных Лесах будут шептаться в ужасе и ждать Ивара с его белой кровожадной стаей.
— Некоторые назовут это величием и восхождением Лунного Когтя, — правая старуха недобро щурится.
— Так он опять будет в шоколаде? — возмущенно охает Вестар.
— Да, не ты, маркиз, — левая провидица усмехается.
— В каком смысле? — Вестар делает бесшумный шаг, и его верхняя губа дергается в пренебрежении.
— В таком смысле, глупый мальчишка, что ты ошибся в своих ожиданиях и планах, — средняя старуха смотрит на него исподлобья. — В который раз. И не быть тебе Альфой ни в одном из узоров лунной паутины. Сейчас — твое лучшее время, Вестар, и ты в шоколаде, а не в крови.
— А я не верю в ваши бредни про предопределение судьбы, — глухо рычит и сжимает кулаки.
— Не будь ты сейчас под пыльцой дурман-травы, — шипит левая Провидица, — ты бы уловил голос Матери Луны, но ты к ней глух. Ты сильно подсел на этот яд, и он тебя меняет, отравляет и убивает, но…
— Нить со спасением твоей шкуры вспыхивает все ярче…
Стены храма сотрясает рев Ивара. Он взывает не ко мне, а к своей волчице. Вместе с ужасом от его отчаянной ярости по телу прокатывается волна паники, когда он выныривает из теней. Кровавый оскал, белоснежная шерсть в черных подпалинах, а глаза — дикие. Ни проблеска человеческого разума.
— Вот черт… — шепчет Вестар и отступает Ивар к статуе Матери Луны. — Ивар…
А нет в звере Ивара. Сердце пропускает удар, а мышцы сводит болью и судорогой от низкого рыка, который требовательно призывает свою самку.
— Может… — сипло говорю я через болезненные спазмы, — твоей пыльцы…
— Поздновато, Илина, — шепчет Вестар и делает еще один шаг назад, когда Ивар скалит в его сторону клыки, — тише, дружочек… тише…