— Я сказала что-то не то? — спрашивает монашка.
Из моих глаз катятся горячие слезы горя. Все, что было прожито за последние дни, наваливается на меня, словно гора. То о чем я старалась не думать, пока мы ехали в монастырь. То, что я гнала от себя, пока у меня были силы, откладывая горе на потом, все это разом сдавило мои кости, сжало мое сердце, скрутило горло в удушающей хватке невозвратимости.
— Какими они были? — спрашивает монашка, вытирая мою голову, словно бы не обращая внимания на мои слезы. — Твои волосы. Они, должно быть, были очень красивыми, как золото.
— Пожалуйста, уйди, — говорю я сквозь слезы.
— Я сдесь, чтобы помогать тебе. Меня зовут Сандра. Я буду с тобой, пока ты не встанешь на ноги.
— Ты будешь здесь, чтобы сводить меня с ума? — спрашиваю я, глядя на девушку через пелену слез. — Ты спрашиваешь про моего ребенка, про мои волосы. Может быть ты еще спросисшь про моего мужа? Давай, у меня еще осталось немного слез.
— Слезы это хорошо, море любит слезы, — говорит Сандра. — Тебе больно, а значит ты выживешь.
Я смотрю в ее пустые глаза и понимаю, что говорить с ней бесполезно. Бессильно падаю на подушку и закрываю лицо руками. Руки пахнут мылом и это, по какой-то причине немного утешает меня.
— Тебе надо поесть, — говорит Сандра, одеться и выпить лекарство, которое я для тебя приготовила. Скоро тебя ждет очень важное испытание. Тебе нужны будут силы, чтобы выдержать то, что ждет тебя впереди.
— Что ждет меня впереди? — спрашиваю я, и отрываю руки от горящих слезами глаз.
— У меня тоже были золотые волосы, как у тебя, — говорит Сандра и подносит к моим губам чашку с густым бульоном. — А глаза зеленые, как вечернее море после дождя. Пей.
16. 15
Ивар
«Прости, князь, срочно нужно было посетить Латонскую провинцию, там мой брат что-то не поделил со своими работягами. Как вернусь, стрелой примчу к тебе! Надеюсь на утро вторника.
Твой ближайший друг Ридли.»
Ближайший друг… Посмотрим, как ты будешь вертеться, ближайший друг, когда я буду убежден, что это ты тот самый, кто путался с моей женой.
С хрустом сминаю плотную бумагу письма и кидаю в камин.
Стрелой примчишь ко мне, ближайший друг. Я узнаю, куда ты пускал свои стрелы и затолкаю тебе их в глотку. Сегодня как раз вторник.
Младенцы все на одно лицо. Сморщенные, красные человечки…
Проклятье. Пятно на сорочке… Откуда оно?
Пытаюсь вычистить платком, но делаю только хуже. Пятно расплывается, уродуя ткань высочайшего качества из Замира. Одна такая сорочка стоит, как тройка призовых жеребцов.
— Проклятье, — рычу я и в раздражении скидываю с себя сорочку. Лучше бы не трогал.
Подхожу к окну и полной грудью вдыхаю слегка морозный утренний воздух, чтобы успокоиться.
Терпко пахнет яблоками. Еще немного и перезреют. Почему они не собирают их с деревьев, а лишь ползают по земле, словно мыши?
Закрываю глаза. Солнце, отражаясь от крыш приятно касается прикрытых век, словно благословляя этот день для меня. Холодный ветерок ласкает кожу — выступают мурашки.
Я все сделал правильно. Не о чем сожалеть.
Поворачиваюсь и улыбаюсь своему отражению. Сорочка - пустяки, стоило ли из за нее портить себе утро?
— Эй! — кричу я вниз, улыбаясь слугам.
Пожилая, пара, что работает среди прочих в саду, поднимают седые головы и смотрят на меня. Замерли, как степные опоссумы. Испугались. Еще два глаза присоединяются к ним. Спелая девчонка — груди, как те яблоки. Смотрит в глаза и тут же краснеет, отводит взгляд. Прикрывает рот рукой.
— Князь Ивар, доброе утро! — говорит старик и снимает кепку, вытирая пот со сморщенного лба.
— Наберите мне яблок из сада, — говорю я. -- Только не упавших, а тех, что еще на деревьях, посочнее.