У меня было еще куча дел, но я бросил все и поехал к ней. Ровно в семнадцать ноль-ноль, я стоял напротив серого здания института, облокотившись на капот своего авто и скрестив руки на груди. Она задерживалась на минуту, на две. Я постоянно бросал взгляд на наручные часы, золотые стрелки которых быстро текли по такому же золотому циферблату.

Задерживается? Да пусть задерживается. Я готов ждать ее целую вечность.

И вот она… Юная и непостижимая. Ласковая моя! Нимфа моя. Легкая, изящная, порхает как бабочка Пелеида. Спускается вниз по ступенькам, ее светлые локоны развивает легкий ветер.

- Привет! – раздается ее мелодичный голос, когда она подошла ближе.

- Привет. Я рад тебя видеть.

Смущается. Ее щеки розовеют. Теперь они похожи на два румяных персика.

- Давай еще прогуляемся?

- Если только не долго.

От ее слов - настроение двести двадцать. От ее голоса – греховные мысли.

Открыл дверцу авто перед ней, она ласково сказала: «Спасибо».

А я сам не знал куда ехать. Мне просто хотелось быть с ней, как можно дольше. И ее короткая фраза: «Не долго» - только все портила.

Почему я повез ее в тир – сам не понимал. Я не знал, как она ко всему этому отнеслась, не покрутила ли пальцем у виска. Хотя я впервые ужасно переживал, даже на переговорах с деловыми партнерами всегда уверен, а рядом с ней... Для нее я готов сделать все, что угодно, ей стоит только захотеть.

Но мы поехали в тир.

Половину дороги она молчала, а когда я спросил, как дела на учебе, между нами завязался разговор.

Ужасно приятно с ней разговаривать.

***

Он приезжал рано утром и ждал меня. Затем отвозил на работу, а после института мы долго гуляли по Дворцовой площади, заглядывали на Невский. А вчера он купил билеты в театр. Герман сказал, что мы пойдем смотреть премьеру с Безруковым. Билетов нет, ему удалось достать лишь заветных два.

Он рассказывал о работе, я говорила об институте. Я узнала, что он может есть лимоны без сахара, хотя я терпеть не могу кислое. Ненавидит опаздывать, а я же наоборот, постоянно спешу, чтобы не опоздать. Казалось, ничего общего, но это еще больше притягивало. Тянуло с невероятной силой, магнитом из альнико.

- У тебя есть брат или сестра? – спросила я, когда мы холодным вечером вышли из кафешки, где подавали очень вкусный горячий шоколад.

Он взял меня за руку.

- Нет. Я единственный ребенок в семье, - твердо ответил он. – А ты? Ты единственная в семье?

Я опустила голову. Посмотрела на свои разношенные сапоги и подумала, что скорей всего да. Не хотелось бы, чтобы мои родители оставили под дверью роддома еще моего брата или сестру.

Герман внимателен ко мне и не только ко мне. Купил белые хризантемы и коробку конфет «Крокунов» для Игоревны, которая кричала на него очень громко, как потерпевшая, потому что он припарковал свою машину возле ее рабочего инвентаря. Метелки летели, Игоревна ругалась бранью, а Герман дарил ей цветы. При виде огромного букета и шоколада – она растаяла, как снеговик, после затяжной зимы. Улыбка озарила ее круглое лицо, и Игоревна добродушно рассмеялась.

В очередной будний день, когда шел мокрый снег, который налипал на одежду, оседал на ресницах, Герман заехал за мной. Я хотела с ним о чем-нибудь поговорить, но он сосредоточенно смотрел на дорогу, а на половину пути резко остановился.

- Что случилось?

Герман сложил руки на руле и повернулся ко мне.

- Не хочу возить тебя на эту работу. Не хочу, чтобы ты работала. Хочу, чтобы ты сидела в нашем доме и читала модные журналы. Занималась собой, домашним уютом.

- Мне нравится работать в цветочном магазине. Да, там небольшая зарплата, но я могу совмещать учебу и работу.