— Выброси по пути.

Он заглянул в кабину, ядовито усмехнулся и нажал кнопку первого этажа.

Лифт покатил вниз, но сквозь его скрежет я слышала наверху смех мужа, к которому присоединился голос Ларисы.

На первом этаже я вышла на площадку. В одной руке волокла теткину сумку, в другой мусорный пакет. У первой же ступеньки я остановилась и села на пол. Идти мне было некуда. За годы замужества я перестала общаться со всеми знакомыми по институту, так потребовал Рома. Только Лариса была единственной душевной подружкой… Была.

Вся моя жизнь стала, как эти сумки: одна с разбитой банкой и кучей острых осколков, которые уже не склеишь, и мешок мусора… Моя семейная жизнь и оказалась мусором, в котором поселилась крыса. И мне это швырнули в лицо, выгнав из дома, как надоевшую собаку. Я снова начала всхлипывать, а потом разрыдалась в голос. Мой мир, моя жизнь, мое счастье — все разбилось, все рухнуло… Я сидела на холодной бетонной ступеньке, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом, ревела навзрыд и пачкала пуховик слезами и потекшими соплями. Платочка у меня с собой не оказалось.

Неожиданно кто-то потряс меня за плечо и произнес:

— Лада, вставай.

Друзья, подписывайтесь на аккаунт, чтобы получать уведомления об обновлениях в книге. Добавляйте роман в свои библиотеки и читайте новые главы с большим удовольствием)!

Ваши комментарии помогают мне лучше узнать, что вам понравилось в моих книгах. Так что не стесняйиесь, смело пишите.

3. Глава 3

Я подняла голову и посмотрела на того, кто влез в мое горе. Рядом стояла баба Нина и с сочувствием смотрела на меня.

— Пойдем ко мне в каморку, — спокойно проговорила она, — не сиди на холодном. Тебе еще детей рожать.

— Он не хочет детей, — взвыла я и снова уткнулась в колени, вспомнив, что не раз поднимала разговор о малыше.

Рома каждый раз отвечал: «На фига нам дети, для себя пока поживем». Пожили.

Консьержка, неожиданно крепкими руками подхватила меня под локоть, рывком поставила на ноги и скомандовала:

— А ну, марш в каморку!

Потом она заглянула в открытую кабинку лифта и покачала головой:

— Еще и пол изгваздали…

Я сидела на старом маленьком диванчике и сжимала в руках горячую кружку с дымящимся чаем, от которого шел густой аромат мяты. Розовые и желтые цветочки с позолотой на боку кружки навевали мысли о домашнем уюте и семейном счастье, про которое мне теперь можно забыть.

Продолжая всхлипывать, я рассказывала бабе Нине о том, что произошло в квартире.

Вахтерша, которая уже успела прибраться в лифте и выкинуть злосчастный пакет с мусором, с сочувствием смотрела на меня и качала головой:

— Когда Роман с ней в подъезд зашел, я ничего дурного и не подумала. Сколько лет ты тут живешь, столько эта чернявая к вам и шастает. Подружка же твоя… А что ты уехала, я и не знала. Не в мою смену ты утром вышла.

Баба Нина подтянула к себе мою дорожную сумку и начала вынимать оттуда уцелевшие банки. Маринованные помидорки, варенье трех видов, кабачковая икра и баклажаны с чесноком. Все было замотано в старые махровые кальсоны покойного дяди застирано-зеленого оттенка. Тетя, когда все укладывала, каждую баночку оборачивала одним слоем штанины и приговаривала: «Мужу эти подштанники уже без надобности, а ты баночки в целости довезешь».

Самая большая, трехлитровая, банка с солеными огурцами стояла на дне. Она-то и не выдержала удара о пол кабинки лифта. Раскололась в нескольких местах, залив дно сумки и полы ароматным рассолом…

Консьержка подтянула к себе плетеную корзину для мусора из-под стола и начала осторожно перекладывать в нее осколки от банки. Следом последовали пупырчатые огурчики с обрезанными попками, смородиновый и хреновый листы, разлапистый зонтик укропа и несколько долек белого чеснока.