Иду в каминный зал.
Посетителей обычно принимают там. Плохое предчувствие объясняю бессонной ночью. Вот только на этот раз оно меня не подводит.
Просторный зал утром выглядит немного непривычно. Углы комнаты тонут в темноте, и хочется зажечь магические светильники.
Взгляд выхватывает погасший камин. Низкий столик с подносом, белым фарфоровым чайником и двумя чашками, пузатую сахарницу, и бордовое кресло с золотистой прострочкой. То самое, в котором я провела полночи.
Оно не пустует. Занято человеком, которому тут не место и которого я меньше всего хотела бы видеть.
Сжимаю кулаки, быстрым шагом прохожу на середину комнаты, застываю напротив.
— Зачем ты здесь?
Амара и бровью не ведёт. Неспешно тянется к фарфоровой чашке. Берётся за ручку своими тонкими пальцами. Смотрю на её руки с прозрачной кожей, пронизанной сетью синих вен и усыпанной рыжими веснушками, и понимаю, что ненавижу эти руки.
Делает вид, что не слышит меня. Намеренно игнорирует. Пьёт чай, как ни в чём ни бывало.
В моём доме. В моём каминном зале. В моём кресле. Из моего фарфорового сервиза.
Сглатываю. После ночи с моим мужем.
В пару шагов оказываюсь рядом со столиком. Наклоняюсь. Резким движением отодвигаю поднос с чайником на другой конец стола.
Выпрямляюсь. Скрещиваю руки на груди.
Драконий Бог, как же мне неприятна эта женщина!
— Ты оглохла, Амара? — сама удивляюсь, насколько невозмутимо и ровно звучит мой голос. И даже не дрожит, хотя в груди всё пульсирует, разливаясь по телу ядовитой ревностью, обнажая чувства и заглушая разум. — Зачем. Ты. Здесь?
Изумрудные глаза в обрамлении пушистых ресниц взирают на меня с недоумением и жалостью. Пухлые розовые губки растягиваются в глумливой улыбке.
— Что за тон, крошка Софи? Где твои манеры? А ведь Роланд опасался брать жену из низов. Правильно делал.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
— Всё сказала? — сверлю её взглядом. — Тогда выме…
— Не всё, — Амара безмятежно склоняется над чашкой, обхватывает фарфоровую каёмку губами и делает глоток. — Хотела узнать, ты там уже беременна, в конце концов? Или как?
Хмурюсь, внимательно наблюдая за ней. Это что же получается — Роланд ей не сказал? Не сказал…
Внутри загорается слабый огонёк ликования.
Неужели, он оставил эту новость только нашей с ним?
А Амара, что бы там она о себе не думала, всего лишь девка для утех. Как же хочется верить в это!
Осознание этого простого факта делает почву под ногами устойчивей. Наклоняю голову к плечу, сгибаю руку в локте и прямо у неё на глазах демонстративно поправляю обручальное кольцо на пальце.
— Боюсь, это касается только нас с мужем. Уж точно не тебя, — смотрю на Амару сверху вниз, наблюдая, как её лицо покрывается красными пятнами, — подруга.
Ноздри Амары зло раздуваются, пальцы до побелевших костяшек сжимают ручку чашки. Кажется, она вот-вот лопнет от злости.
Но уже в следующий миг Амара зажмуривается, а когда открывает глаза, то они сродни безмятежному озеру. Поражаюсь от такой резкой перемены.
— Боюсь, всё-таки моё, крошка Софи, — ласково и нараспев произносит она, растягивая губы в насквозь фальшивой улыбке.
Смотрю на неё, и поверить не могу, как могла так ошибаться в человеке, не замечать её подлинной сути.
— Видишь ли, крошка Софи, не только ты вынуждена планировать переезд, — Амара допивает чай и с тихим дзиньканьем ставит чашку на столик. — Когда ты, наконец, свалишь в свою деревню, я планирую перебраться сюда. Твоя комната ведь самая удобная и смотрит окнами в сад? Её и займу! Вот только я бы кое-что там обновила, потому и хотела узнать…
Она продолжает трещать что-то про обивку диванов и оттенок портьер. Я же обхватываю себя за локти и смотрю на неё как на сумасшедшую.