– Добрый вечер, теть Ян. Вы простите за шум, случайно вышло.
Становится стыдно, но в голове сейчас мало разумных и рациональных мыслей. Более того, она начинает болеть и кружиться.
– Марин, а ты чего? – Она указывает на чемодан в моих ногах. – Я ужин приготовила… Слышу кто-то бежит, глядь, а это ты. Зову – не отвечаешь… Случилось чего?
Такой простой вопрос, но простого ответа быть не может.
– Яна, это Марина? – Теперь к нам поднимается свекровь, и я понимаю, что вопросов станет больше.
Как и тетя Яна, мать Демида застывает на входе в комнату.
– Марина? Дочка, а… – Ее руки взмывают вверх и опускаются на грудь – любимый жест. – Что это… командировка? Заказ выездной?
Я сжимаю переносицу и закрываю глаза. Мне бы хотелось подыскать слова, чтобы правильно преподнести все то, что натворил муж. В конце концов, я умею писать замечательные речи. Но сейчас, стоя у пропасти буквально на носочках, я и двух слов связать не могу.
Но и оттягивать неизбежное нет никакого смысла. Поэтому я поднимаю глаза на обеих женщин, хотя больше, конечно, обращаюсь к Алле Николаевне.
– Демид мне изменяет, поэтому я… – Последний рывок, где я облекаю в слова все мысли, становится сложным, потому что двадцать лет – это половина жизни, так просто не выбросишь и не забудешь. – Я ухожу.
Обе женщины вздыхают. Причитают по очереди «О господи», а я ухожу в гардеробную и вытаскиваю первую партию своих вещей.
Когда возвращаюсь в спальню, мама мужа и домработница уже сидят на диване и наблюдают за мной. Я знаю, что им тяжело. Мне тоже. Полжизни не уложить в два небольших чемодана.
Я и не пытаюсь. Складываю вещи аккуратно, потому что привыкла к дорогой одежде и мять ее не хочу. Цену деньгам я прекрасно знаю.
– Как же так? – первой задается вопросом свекровь.
Я даже знаю, о чем она думает, учитывая, как уходил свекор.
– Марина, ну погоди, прошу… – Она оказывается за моей спиной и, поглаживая по плечу, просит остановиться.
Теплое прикосновение ее руки буквально тормозит меня, и все вокруг замирает.
– Давай поговорим, дочка. Ну нельзя же так… – Она подводит меня к другой стороне кровати и садится вместе со мной.
– Я не понимаю, Алла Николаевна. Правда не понимаю ничего, – говорю уставшим голосом, немного ссутулившись. – Зачем он так?
– Я – тем более. Ты… Как ты узнала-то, Марина? Сказал кто?
– Если бы! – Я горько усмехаюсь и запрокидываю голову, чтобы не позволить слезам пролиться.
– Если сказали, то послушай меня, как мама тебе совет даю: лучше поговорить. Как бы ни было больно, девочка моя, но лучше все обсудить и понять, что к чему. Ты сломаешь за секунду, а строила двадцать лет общими усилиями. Ты женщина не скандальная, но высказать все надо. Чтобы такие слухи даже не поднимались больше. Как муж и отец, он должен пресекать подобное.
Конечно, она хочет верить в то, что сама говорит.
– Ну не мог Демид с тобой так обойтись. Такая любовь… дар божий, Марина. Кто угодно, но не мой сын. Он за свою семью любого в грязь положит. Да ты вспомни, как он за тебя по молодости! – Она издает смешок.
– Согласна с Аллой, – вмешивается тетя Яна. – Сейчас завистников – пруд пруди. Куда ни глянь, деньги у них в глазах да чужая жизнь. Охотниц этих, бесстыдниц, ой как много. Поэтому не надо им добровольно мужа отдавать. У вас вон дом какой! Бизнес у обоих… сами же выстроили все. Сына вырастили. Уже и он мужчиной стать успел. Через пару лет жениться надумает.
При мысли о Демьяне сердце и вовсе рвется на части. Он всегда брал отца в пример. С самого детства только и слышали: «Вырасту и буду как папа». А теперь я думаю: уж лучше не надо.