– И с-с-суп, – кричит с кухни Леночка.

– И суп, – уже не так воодушевленно произносит Оленька, после чего сразу кривится, но все равно задом наперед тащит нас с мужем на кухню. Поддаюсь. Все лучше, чем стоять и играть в гляделки с мужем. Я слишком хорошо его знаю, он все равно ничего путного не сказал бы, только взбесил бы меня еще больше.

Он прав, лучше я просто поговорю с мамой. Заодно прощупаю почву, пойму, какую лапшу на уши успел ей навешать муж.

Мы втроем заходим на небольшую кухню с деревянным столом с тремя стульями у двойного окна. На нем уже стоит несколько тарелок с огромной горой сырников, разными видами варенья, сметаной, хлебом. Мама крутится у кухонного уголка, тоже деревянного, разливая по тарелкам суп из большой металлической кастрюли.

Леночка бегает вокруг нее, останавливаясь то с одной стороны, то с другой. Оленька подводит нас с мужем и мчится к сестре.

Стискиваю челюсти, стараясь не смотреть на мужа, который тут же занимает место у окна.

Я же не знаю, что делать, поэтому мнусь с ноги на ногу, пока не слышу шаги сзади. Приходится отойти в сторону, чтобы позволить маме подобраться к столу и поставить на него две тарелки с супом.

– Что стоишь? – мама поднимает на меня вопросительный взгляд. – Садись, – кладет руку мне на локоть и подталкивает к противоположному от мужа стулу.

Поджимают губы. Последнее, чего хочу – есть вместе с изменщиком-мужем. Но его предупреждение о том, что с мамой что-то не то, звенит у меня в голове. Жаль, что сейчас расспросить ее не могу – не хочу пугать девочек. Поэтому, стиснув челюсти, сажусь.

Стоит мне занять предоставленное место, как Оленька забирается ко мне на колени, Леночка делает то же самое, но только с Артемом.

Сердце больно колет. Раньше мы всегда вот так ели вместе – сначала кормили девочек, а только потом сами приступали к трапезе. Это было счастливое время, и я не понимаю, почему мы забросили такую прекрасную традицию в дальний угол. Видимо, времени перестало хватать.

Мама ставит еще одну тарелку на стол, раскладывает передо мной и Артемом по две ложки, себе берет одну, после чего садится на стул между нами.

Семейная атмосфера наполняет кухню. Со стороны все кажется настолько идеальным, что желудок резко сводит. Тело наполняет слабость, и если бы не дочка, которая развалилась на мне, я бы, наверное, упала на пол, подтянула к себе колени и начала раскачиваться в попытке утихомирить резь внутри.

Но ничего из этого сделать не могу. Приходится сидеть, стиснув зубы, и постараться не показывать, насколько мне больно.

Я даже поговорить ни с кем не могу. А мне нужно понять, что делать дальше, как развестись с мужем и не потерять при этом дочерей. Судя по тому, как маме сейчас передает мужу хлеб, рассказывая, что купила его в ближайшей пекарне специально к нашему приходу, она мне не помощница.

Тем более, если Артем сказал правду…

– Мам, ты как? – не выдерживаю, бросаю пристальный взгляд на женщину, которая внешне выглядит полностью здоровой.

Она тут же замирает. Ей требует пару мгновений, чтобы осознать мой вопрос.

– Да, нормального, – берет ложку, засовывает ее в суп. При этом на меня не смотрит совсем, а в ее голосе нет уверенности, и лицо побелело.

Мама никогда не умела врать.

Шумно выдыхаю. Внутри что-то обрывается. Кажется, Артем не лгал. Черт! Теперь нужно вытянуть из этой упрямой, любящей справляться со всем самостоятельно женщины информацию.

– Давайте пообедаем, а потом поговорим, – мама косится на меня.

В ее словах звучит явный намек.

Недовольно щурюсь, но все-таки беру одну из ложек, зачерпываю немного супа и подношу ко рту Оленьки. Она тут же послушно открывает ротик, съедая весь суп. Краем глаза замечаю, что муж делает то же самое. Вот только Леночка игнорирует действия отца. Она выгибается, заглядывая в лицо к мужу.