В красивой шубе, а под ней – будучи лишь в чулках и изысканном белье, я со стоном оседаю на коврик для обуви.

Словно верная собака перед дверью любимого хозяина, которому в один миг оказалась не нужна. Выброшена за порог, как ненужная вещь.

Плавно приходит осознание простых истин. Между нами больше не будет любви, флирта или беззаботного смеха, разговоров обо всем и ни о чем, больше не услышу от дорогого мужа признаний в любви.

Наши планы и мечты так и останутся неисполненными, а наш сын…Сын!?

Боже…

Всё разрушено.

Всё.

Как он мог предать мою любовь, меня, сына!?

Зачем?

Чем я его не устроила!?

Ну, чем же!?

Дай-те мне на это ответ!!!

И вот тогда меня окончательно прорывает, словно пробка вылетает из бутылки, так же и мои чувства выстреливают наружу вместе с градом слез, стекающих по лицу.

Я захлебываюсь рыданиями, упиваюсь своей болью и унижением, истерика набирает еще большие масштабы, даже в детстве не припоминаю подобных чувств.

И вдруг доносится какой-то шум, возможно, кто-то собирается выходить из соседних квартир, а тут нахожусь я…

Нет… нет… так нельзя.

Надо уходить.

Соседи не должны увидеть меня в таком состоянии и доложить Косте. Ни в коем случае.

Не стерплю такого унижения.

Меня здесь не было.

Кое-как я приподнимаюсь с коврика.

Слышу, как голоса становятся отчетливее, поэтому спешу покинуть это место.

К лифту нельзя, иначе встретимся с соседями. Бегу со всех ног по лестнице.

А за слезами ведь ничего не видно.

Один лестничный проем удачно пробегаю, а на втором – оступаюсь и падаю.

Хорошо падаю. Так, что разбиваю коленку в кровь, рву чулки подворачиваю ногу, но разве это боль?

Это глупости, по сравнению с тем что творится внутри.

Остальные лестничные проемы преодолеваю уже гораздо спокойнее.

Пешком, хромая и держась за перила. Иногда стирая слезы. По пути отправляю таинственному недругу сообщение:

«Пошёл ты! Я верю своему мужу. Мне не нужно проверять».

Никто не должен знать о моем унижении, никто.

Единственный человек, которому могу доверять – родная сестра. Инга. Только она сможет помочь, иначе сойду с ума от невыносимой боли! К тому же, за ней не наблюдается любви к сплетням. Не начнет судачить или осуждать. Если только отпинает моего мужа своими десятисантиметровыми каблуками.

Едва выхожу на улицу, как сразу набираю ей.

Она не отвечает довольно долгое время. А когда все-таки это происходит – бурчит себе под нос:

– Ира-а-а-а, ты в курсе, сколько времени!? Я пахала сегодня, как черт. И у меня была слишком бурная ночь… понимаешь, как я хочу спать?

Под ливнем недовольства начинаю чувствовать неуверенность. Сдуваюсь, замолкаю на секунду.

– Если это не вопрос жизни и смерти – я тебя убью! Что-то случилось? – продолжает она гневаться.

После этих слов пропадает желание делиться своими бедами, уже ничего не хочется. Просто доехать домой и остаться наедине со своей болью.

Поэтому лгу:

– Прости, дорогая, хотела похвастаться новым бельем и совсем забыла сколько сейчас времени. Спокойной ночи.

– Ну ты, Ира-Ира… – вздыхает она, сбрасывая звонок.

А я тяжело и неровно дышу, потому что совсем не представляю, как дальше существовать.

Также, как и приехала, на такси еду домой. Водитель замечает, что его пассажирка тайком утирает слезы, но к моему счастью, помалкивает и не трогает меня.

А в родном доме меня встречает абсолютная тьма и одиночество холодных стен.

Нет того тепла, которое было ещё вчера до того, как получила ужасное сообщение.

Здесь так холодно.

Невыносимо и мучительно больно.

В прихожей, обессилевшая от эмоций, я стягиваю с плеч свою самую дорогую в жизни шубу, которая по стоимости обошлась супругу, как небольшая квартира.