— Мне надо побыть с моей истинной, — прошептал я и удивился тому, как назвал свою жену. Истинной я не называл её долгое время. Год, может, два. После того, как мы перестали спать в одной постели, я забыл, что значит быть мужем. Дайна была для меня женой в нашем замке, супругой Эрлинг — на людях.

Никаких ласковых имён или прозвищ. Всё обыденно, без каких-либо эмоций. Моя наречённая не вызывала внутри меня никаких приятных чувств. Я не желал её, не любил, не ревновал. Ничего такого.

Но сегодня словно что-то изменилось. Когда я увидел её на снегу и подумал, что потерял, внутри что-то ёкнуло. Слабый импульс сердца, выбросивший в кровь непонятные эмоции. Мне это не понравилось настолько, что захотелось избавиться от всего, что вызвало подобное.

Я вообще не любил, когда чувства вмешивались в мою обыденную жизнь. Контролируя свои эмоции, я мог спокойно управлять драконом, сражаться и убивать врагов. Вести дела замка, встречаться с гостями и иметь своих любовниц так часто, как захочу.

Никаких чувств, только холодный расчёт.Мне это нравилось. Но сегодня что—то пошло не так.

Резкая боль пронзила меня, и я зарычал, приложил руку к боку, почувствовал, как ладонь мгновенно стала влажной. Пальцы окрасились в красный.

Схватив со стола тряпку, прижал к коже и сморщился. Боль не отпускала, пронзала тонкими иголками и заставляла сжимать кулаки.

Если регенерация не произойдёт, я умру от потери крови. Здесь, на полу, прямо у ног своей истинной. Недостойная смерть для дракона.

Я сел рядом с женой и взял её за руку. Погладил тёплую кожу и только сейчас заметил, что на запястье нет метки истинности.

Внутри вскипела такая ярость, что я вскочил, и не чувствуя боли, схватил другую руку. Может, метка там? Мыслить рационально не получается.

— Не могла же она исчезнуть? — произнес я вслух и взглянул на жену, в надежде, что она очнется и внесет ясность в эту непонятную ситуацию.

Но вдруг вспомнил, как жена последнее время жаловалась на то, что метка стала мерцать и иногда пропадать. А ещё ей было плохо и мутило из-за этого. Я не придал значение её словам и посоветовал сходить к врачу.

Что же с ней было не так?

Потрогал место на руке, где ещё вчера была метка, и сглотнул вдруг образовавшийся в горле комок тревоги. Мурашки пробежали по спине.

И в этот момент я почувствовал, как мой дракон проснулся. Он всё понял. Его драгоценность, его истинная покидала нас. И теперь я боялся, что и мой дракон уйдёт. Я потеряю его.

Нет ничего страшнее для таких, как я, чем потерять своего зверя. Свою вторую ипостась. Всё равно что стать инвалидом, ущербным, недочеловеком. Меня пробрал такой страх, что я больше не смогу летать, парить, кружить в небе. Я буду ни на что не способен. Я буду никем. Стану невидимкой, без зверя и своей истинной.

— Дайна! — крикнул я, надеясь, что от моего голоса жена проснётся, и объяснит, какого черта пропала её метка. — Бурлящее пекло, что же ты натворила?!

Я был уверен, что исчезновение метки — вина моей ненаглядной. Недосмотрела, упустила, вовремя не сходила к нашему лекарю со своей проблемой. И теперь из-за неё я мог потерять своего зверя, который сейчас внутри меня творил что-то невероятное.

Он хотел вырваться, прижать к себе свою истинную, воспарить с ней в небе и показать всем и каждому, своё сокровище. Он хотел её спрятать и никому не показывать.

Отмахнувшись от чужих мыслей, я сделал пару шагов до двери и обратно. Здесь особенно не разгуляешься. Мне надо было подумать, что делать дальше.

А ещё меня огорчало то, что наша с женой истинность всегда защищала меня от ранений. Когда я находился рядом с Дайной, мои раны — если и случались — быстро заживали. Но сейчас мы были с ней уязвимы. Что я, что Дайна, если ничего не предпринять, могли умереть.