Вон оно, в чём дело! Виктору неизвестно, что папа умер. Он переживает, что я сейчас сижу на улице и мёрзну. Ну и хорошо… Я всё равно не планировала обращаться к нему за помощью. Сейчас мне ничего нельзя принимать от мужа, чтобы не выставлял грудь колесом и не ходил гордым павлином.

Это теперь Витя притворяется невинной овечкой? Думает, что сумеет разжалобить меня? Ага!.. Пусть держит карман шире! В искренность я точно не поверю, даже если начнёт говорить, что это случилось в первый и последний раз.

- Нашла, не стоит переживать обо мне.

- Хорошо. Ты уверена, что не хочешь даже шанса мне дать и выслушать меня?

- Я уже услышала всё, что ты мог донести до меня. Хватит Вить.

Вытираю слёзы тыльной стороной ладони свободной руки и стараюсь не шмыгать, чтобы муженёк и не подумал даже, будто я плачу из-за него. Загордится, нос по ветру пустит, будет ходить гордым павлином и радоваться. Ещё и давить на меня потом продолжит в надежде, что наивная дурочка растает и простит его за всё.

- Ладно. Тогда ты должна знать, что завтра я подам на развод. Если у тебя не хватает ума и решила тянуть на своём горбу больного ребёнка, то на меня его свешивать даже не вздумай. Я тебе не козёл отпущения, чтобы тянуть то, что мне не нужно. Мою позицию ты услышала – я против того, чтобы этот монстр появился на свет.

- Да сам ты монстр, Витя!

Сбрасываю звонок и едва сдерживаюсь, чтобы не швырнуть телефон в стену.

Техника не виновата ведь в том, что по ней могут позвонить вот такие бессовестные твари.

Закрываю глаза и сама не знаю, как много времени сижу вот так, на грязном коврике, но вспоминаю о наказаниях Людмилы Иннокентьевны и иду сделать всё, что она велела. Я не особо понимаю все эти обряды, но если они помогут моему папочке обрести покой, то так тому и быть.

Как делаю всё и принимаю душ – не помню.

На душе пусто.

Всё происходит как-то на автомате под редкие, но такие сильные удары сердца о рёбра.

Оно хочет перестать биться, но продолжает бороться, потому что нельзя… нельзя опускать руки.

Завтра мама придёт в себя, и ей потребуется моя поддержка…

Завтра я должна заняться организацией похорон.

Всё завтра…

Я доплетаюсь до кровати, едва ощущая собственные ноги. Они слишком ватные, но всё равно ведут меня. И вот уже лежу в своей комнате, где так часто делала уроки вместе с отцом, а он смеялся, когда я ошибалась и злилась на собственную глупость, говорил, что я умнее и сильнее, чем думаю. Наверное, он был прав.

Слёзы катятся из глаз бесшумно, пропитывают подушку, но всё не прекращаются, пока я не выматываюсь, а сознание не отключается.

Утром меня будит сильный стук в дверь.

Нет… там не стучат, а тарабанят, словно вокруг пожар, апокалипсис.

Подскакиваю с клокочущим от страха сердцем, бегу вот так, как и спала, в длинной растянутой футболке, и даже не спрашиваю кто там – открываю.

- Ну, слава богу, с тобой всё хорошо! – влетает в квартиру Людмила Иннокентьевна.

- Почему должно быть иначе?

- Просто я нашла ещё одно толкование карты… Ой, не принимай близко к сердцу. Стучалась долго, а ты всё не открываешь. Думала уже полицию вызывать.

- Я не помню, в котором часу задремала, но крепко, видимо, раз не слышала стука поначалу.

- Ничего-ничего!.. Ты давай собирайся. Я уже всё организовала, обо всём договорилась. Сейчас поедем оплачивать похороны. Знала же, что ты сама не справишься, вот и взяла всё на свои плечи.

- Оп-плачивать? А много?

У меня ведь с собой совсем мало денег. У мамы запасов точно нет – она всё потратила на операцию отца. Где же мне брать деньги?

- Сто двадцать тысяч, но это только благодаря знакомству. Зять моей хорошей знакомой работает водителем в одном из похоронных бюро, так для сотрудников всё по скидке. Это и прощальный зал, и кафе на двадцать человек. Больше принять всё равно не сможем. Им нужно будет поехать в морг, успеть забрать тело отца твоего и подготовить к похоронам. А завтра всё проведём, как он этого заслужил!