Морщусь, заметив, что зубы испачканы помадой. Не хочу я никаких игр, мне хочется, чтобы она свалила уже из моей комнаты, обматерить что ли?

Зуева царапает длинными, острыми ногтями мой пресс, отступаю. Не надо меня трогать.

— Что тебе непонятно? Не хочу я, у меня на тебя даже не встанет.

— Не ври ты, я же видела эрекцию, — нагло улыбается, кивая на мой пах.

— Это не на тебя, я о другой думал, когда ты приперлась.

— Ты охренел? О ком блть ты думал? У тебя новая девка, да? Когда ты уже наебешься и успокоишься? — взвизгивает Алиса, мечется по комнате, швыряет в меня всем, что подворачивается под руку.

Уворачиваюсь от расчески, зарядки, поймав подушку, кидаю в обратку. Достала, истеричка.

Попадаю в голову, Зуева дергается, поправляет волосы, корсет.

— Ненавижу тебя, — шипит, выбегая из комнаты.

Наконец-то.

Проверяю местоположение маячка, он не двигается, по координатам оставаясь в пределах Сашиной квартиры. Облегченно выдыхаю, давай, ведьма, остывай и передумывай, хватит от меня бегать.

10. Глава 10.

Саша

— Твой повар — просто бог! Передай ему мое восхищение! — бубню с набитым ртом, уплетая второй кусок пиццы.

— Хорошо, — смеется красавчик, кивает и тоже берет кусок.

Мы сидим в доме где я буду жить, на теплой веранде, и уплетаем божественно вкусную пиццу, от повара-итальянца. Умяв полпиццы, пьем холодный мохито.

— А как это будет? Ну, твое лечение? Гипноз? Заговоры? Транс?

Если бы я знала, у меня никогда нет четкого плана, все происходит интуитивно.

— Для начала расскажи мне о себе, с того момента, когда ты перестал ходить.

— Э, ну мне было тринадцать, это был обычный день, — пожимает плечами Леня.

— Что вот просто утром проснулся и не смог встать с кровати?

Что-то тут не то.

— Нет, вообще-то, это был не совсем обычный день, в этот день умер мой отчим, — как-то нехотя признается красавчик.

А вот это уже интересно.

— Тебя воспитывал отчим? Долго? Как его звали? В каких вы были отношениях?

— Я звал его дядя Витя, он женился на маме, когда мне было десять, был нормальным добрым дядькой, ко мне относился хорошо, мне кажется, — как-то неуверенно заключает мой подопечный.

— Как это тебе кажется? Ты что не помнишь? — всматриваюсь в хмурое лицо, Леня кусает щеку.

— Если честно я практически не помню тот день, и знаю все по рассказам мамы, что там примерно произошло.

— Очень любопытно.

Тринадцать лет это тот возраст, когда ребенок должен себя помнить и осознавать, если память решила пощадить его забвением, значит, в тот день действительно случилось что-то ужасное.

— И что рассказывает твоя мама?

— Она в тот день уехала на похороны подруги, я остался с отчимом. Мы тогда еще в квартире жили, в той где сейчас живет его мать, в твоем подъезде. Она говорит, что долго не могла дозвониться, примчалась и увидела, что в гостиной лежит мертвый отчим, а я в другой комнате сидел на полу. Глаза стеклянные, не реагировал, даже когда она меня позвала. Она перепугалась, решила со мной тоже что-то случилось, вызвала полицию и скорую. Говорит, врачи пытались поставить меня на ноги, а я просто падал, ноги не держали.

— Как твоя мама пережила смерть мужа? — беру блокнот, начинаю чертить сама не пойму что, какие-то зарисовки. У меня так бывает, мелькают какие-то обрывки, из которых потом складывается картинка.

Рисую диван, рядом маленького котенка, зачеркиваю, рисую другого. Но он снова не вписывается, но он там точно был, и будто не был.

— Переживала очень, плакала полгода, она его очень любила. Мы до него жили плохо, мой родной отец бросил мать беременной, родители ее нам не помогали, короче выживали как могли. А после того, как она встретила дядю Витю мы стали хорошо жить, он был очень зажиточный, чиновник. Все его имущество перешло маме. Еще, конечно, очень переживала из-за того, что меня парализовало, она думает это скорее всего на нервной почве, вроде как меня так травмировала смерть отчима. Он кстати от инсульта умер.