Это чуть позже я поняла, что Шварц просто говорит, что думает, а не тратит время на любезности. Но привести отношения к какой-то «норме» всё равно не получилось.

А теперь Мирон, впервые, замолкает. Ерошит темные волосы, морщится, когда задевает ссадину на лице. Он сейчас воплощения слова «растерянность», и мне становится плохо.

– Что такое, Шварц? – голос дрожит, падает вниз. – Дима…

– У врача. Ему поплохело, потерял сознание, повезли на обследование, потому что в себя не приходил. Ситуация не критическая, - выпаливает разом, чеканя словами врачей. – Угрозы для жизни нет, скорее всего, у него сотрясение.

А я, идиотка, винила Диму, думала, как он плохо поступил. Даже на секундочку не подумала о том, что муж тоже пострадал. Сглатываю горькую слюну, тяну улыбку на лицо, чтобы не пугать сына.

Без сознания.

В себя не приходил.

А если… Вдруг он теперь…

Я мотаю головой, отгоняя плохие мысли. Нет! Всё с ним будет нормально. Я тоже сознание в машине потеряла, но ничего не случилось. Вот и Дима будет в порядке!

– Почему ты сразу не сказал? – выдавливаю единственное, что пришло в голову. Я растеряна и не знаю, за что хвататься первым делом. – Где он сейчас?

– Врач вернётся и всё расскажет, я сам пока жду. А не сказал… Я не помощник в таких делах. Подбирать фразы, не волновать… Ты же знаешь, я в этом полный профан.

– Угу. Тише, солнышко.

Я укачиваю Руслана, понимая, что скоро он проголодается, а кормить мне нечем. Я даже не знаю где теперь наши вещи, которые лежали в багажнике. А сама машина где? У меня в висках ломит от гремучей смеси вопросов и волнения.

Наверное, можно попросить у медсестер, у них должно быть детское питание. Но сын привык к определенной марке, столько всего перепробовали, пока он прекратил вредничать.

Поэтому я обращаюсь с просьбой к Шварцу. Я не хочу сейчас бегать по соседним магазинам, пока с мужем непонятно что. И если бы это нужно было мне, то я бы не просила Мирона. Но когда дело касается сына – я готова просить кого угодно.

– Конечно, - мужчина понятливо кивает вместо любых отказов, которые я ждала. – Напиши мне точное название и… Не знаю, что там ещё? Дозировку? Размер… Ты поняла меня, Тай. Ещё что-то?

– Нет, я думаю, этого хватит для Руса.

– А для тебе? Тебе нужно что-то взять?

– Нет, ничего, спасибо.

Я не могу сидеть на месте, меряю коридор шагами. Пятнадцать до конца в одну сторону, пятьдесят в другую, тридцать пять, чтобы вернуться к креслам, где лежит люлька.

Счет и цифры всегда помогали собраться, даже если это какая-то глупость. Просто в момент вычислений мозг сосредотачивается на одной задаче, и всё остальное исчезает.

Папа так с детства меня отвлекал, когда я носилась по детской больнице, ожидая приема у врача. А отец терпеливо усаживал рядом с собой, указывал на разрисованную стену, предлагая посчитать бабочек. Или просил посчитать сдачу в магазине, пока сам собирал продукты в пакет.

Я с надеждой набираю его номер, вдруг сейчас папа ответит? Уверена, что у него легко получится успокоить меня, но вместо ответа получаю только короткие гудки.

Да и куда сейчас ехать? Для Руслана любая дорога будет далекой и сложной, стресс от перемен. А Дима… Я ведь не могу просто так его оставить, пока он не оправился после аварии.

Я… Пожалуйста, лишь бы с ним всё было хорошо. Пусть он изменщик, и никогда не слушает меня, и… Но он всё равно близкий для меня человек, он должен быть в порядке. Господи, обещаю, если с Димой всё будет хорошо… Я больше не буду скандалить. Ни в машине, нигде.

Спокойно буду разговаривать, держать чувства под контролем. Лучше его в квартиру просто не пущу, чем снова устраивать громкие ссоры, которые приводят к авариям.