- Вы усыновили ребенка? - наглая женщина не стала ходить вокруг да около, задав самый интересующий её вопрос.

- Мне кажется, что это не твое дело, Марин, - мне тоже не хотелось продолжать эту бесполезную беседу.

- Странно, ведь у твоего Титова такие связи и куча денег. Правду говорят, что счастье стоит дороже любого богатства.

- А еще говорят, что молчание - золото, - парировала я. - Рома, ты закончил?

Обратившись к мальчику я дала понять настырной “подруге”, что не намерена продолжать этот диалог и выслушивать наставления и мудрости от той, чей муж за последний год трижды был пойман с поличным на похождениях “налево”. Все, включая саму Марину, об этом знали и благочестиво молчали, обсуждая происходящее в узком кругу таких же “счастливых жен и мам”.

Мальчик кивнули и отодвинул пустую крынку, в которой ранее было три шарика ванильного мороженого.

- Какая неприятная тетя.

- Какое точное замечание!

Далее день прошел довольно спокойно. Мы зашли в канцелярский и купили необходимые школьные принадлежности, несколько тетрадей в клетку и прописи, чтобы Рома не сидел за пустой партой и наконец-то вернулись домой.

- Теперь вы будете моей мамой?

Я едва не подавилась чаем, когда этот неожиданный вопрос настиг меня около девяти вечера.

- Нет, не буду. Ты же знаешь, что с ней случилось?

- Она в больнице и вскоре должна поправиться и забрать меня домой. Мне так сказала тетя, которая привела к вам.

Я была удивлена.

С одной стороны его просто могли успокаивать и подбадривать, чтобы Рома сильно не переживал из-за состояния Кристины, с другой, если о ее состоянии можно было узнать не только от Егора. В конце концов она, как я поняла, находилась не в частной больнице, а в государственной.

- Я уверена, что в больнице о ней позаботятся и она скоро поправятся.

После этих слов я отправила Рому умываться и спать.

Следующие две недели мы провели в относительно спокойном сосуществовании друг с другом и изредка появляющимися на пороге Маратом и Егором. Первый по распоряжению Титова доставлял в дом продукты и вещи, необходимые Роме (как будто я сама не могла сходить в магазин и купить все что было нужно). Второй, то есть мужчина, который все еще числился моим мужем, заходил, чтобы с хмурым видом посидеть на кухне и переночевать в третьей комнате, где использовал надувной матрас.

Наше побудительное общение заканчивалось криками и руганью. Мне было сложно контролировать свой гнев и льющиеся через край яд и сарказм в отношении всего происходящего. К сожалению Рома тоже все это слышал. Все обидные и неконтролируемые слова, которыми я старалась побольнее ущипнуть Егора, рикошетили к нему.

Он плакал. Больше никогда не делал этого громко или навзрыд, но я знала, что для мальчика все это не проходит бесследно.

В больнице (на исходе первой учебной недели я все же достала номер нужного отделения и врача) не давали никаких прогнозов относительно здоровья Казанцевой.

В школе Рома тяжело сходился с одноклассниками и почти всегда был один. Первый год итак сложный и найти хоть какую-то поддержку очень важно для каждого ребенка. Я не могла выделять Рому среди одноклассников слишком явно, мне и без того казалось, что я слишком часто обращаюсь к нему, помогаю и подсказываю.

В один из вечером, как раз спустя чуть больше двух недель после начала учебного года вся наша странная компания была дома. Мальчика неожиданно вырвало и поднялась высокая температура. Его состояние едва улучшилось к утру. Я заставила себя принять душ и стала собираться на работу, когда заметила, что Титов тоже вышел на кухню полностью собранный и с ключами от машины в руке.