– Что ты, доченька? – протянула я, садясь на корточки и целуя её во вздёрнутый носик. После стычек с её бабушкой только этот вкусно пахнущий комочек мог заставить меня опять ровно дышать и не злиться на всё вокруг.
Дарья Владимировна тут же присела рядом и пощекотала малышку, а потом потрепала меня по плечу:
– Нечего кукситься, чай остынет. Ты же мне как дочка, не обижайся, кто тебя ещё уму разуму научит.
Я посмотрела в её невинное лицо и кивнула. Порой я думала, может это я всё делаю не так и любая другая свекровь на её месте вела бы себя так же? Вот чего мне стоило изобразить радость? Не специально же она это белье мне назло купила, старалась угодить.
И вот мы уже опять сели за стол, и свекровь потягивала напиток из чашки, но зачем-то снова вернулась к неприятной теме. Будто это могло доставлять ей наслаждение.
– Цвет не приглянулся, что ли? – спросила она как ни в чем не бывало и пожала покатыми плечами. – Так ты тоже учудила, Ленка, сама бледная, как поганка, так ещё и белье выбрала такое же.
– Что?
На миг я растерлась. Так она знала, что я выбрала другое? Ну и ладно, не впервой. Я глубоко вдохнула, а свекровь вытянула губы трубочкой и сделала вид, что дует на чай, хотя тот давно остыл.
– А что, – повторила она. – А нам с Маринкой нравится этот цвет, травяной, – она выпучила глаза и ударила ладошкой по столу. – И Максиму, конечно, тоже нравится. Благородный.
– Хорошо, Дарья Владимировна, белья мало не бывает, особенно с ребёнком. Простыни пачкаются быстрее, чем я их застилаю, – я усмехнулась. – Вам и Марине спасибо.
Марина – вторая дочь Дарьи Владимировны, которой повезло меньше остальных её детей, ведь она жила с мамой уже несколько лет после того, как развалился её брак. Марина и три её маленькие дочери, старшие из которых - двойняшки.
– А тот твой цвет – одно название от него, – всё не отпускала тему свекровь, хмурясь. – Сольёшься с ним, бледная поганка, Максим тебя и не заметит в кровати. Так я без внука и останусь. А на белом в гробу ещё належишься.
– Что?! – я опять начала закипать и резко отставила свою чашку в сторону. – Хватит каждый раз попрекать меня несуществующим сыном, Дарья Владимировна!
– Вот именно, – подхватила свекровь. – Я родила двоих девок и Максима, не развалилась, всю себя им отдала. И нет чтоб хоть один ребёнок порадовал мать внучком!
Ну вот опять! Разве ж это я начинала ругаться?
Я прикрыла глаза, собираясь с силами. Это была больная тема, и мать Максима каждый раз упрекала меня в том, что я не рожаю ему наследника. Хотя кроме него в их большой семье и не было ни одного мужчины, и, кажется мне, дело тут было в генах, а не во мне, но Дарья Владимировна как всегда нашла крайнего.
– Вот дочек своих и поторапливайте, – я всё-таки огрызнулась, а рот женщины приоткрылся, будто я потрясла её до глубины души.
– Какая невоспитанность… Вот вся благодарность! Мой сыночек всё для тебя делает, разрешил не работать, а ты доводишь его мать!
Я зажмурилась, постаравшись не прислушиваться к её воплям, встала и молча принялась мыть посуду. Я хотела бы сказать ей о том, что это не я набивалась к ней в невестки, а Макс долго и упорно ухаживал за мной, не принимая отказы. Да и работала я до середины беременности, пока совсем тяжко не стало. Да, сейчас я дома, но я ухаживаю за Лизой, а муж полностью взял на себя обязанности кормильца и добытчика.
Но разве теперь это важно? В глазах свекрови я иждивенка и нахлебница, а их семья – благодетель. Особенно Дарья Владимировна, ведь она почти каждый день заглядывает к нам, чтобы помогать, но я, если честно, не знаю как уже оградиться от такой помощи.