− И что тогда случилось? – спросила я, подбираясь. - К чему вы это?

− Думала, изменяет он мне, − она опустила глаза в пол, а потом сделала глубокий вдох и затащила Лизу к себе на колени, как если бы маленький ребёнок на руках мог её успокоить. – Соседка ему глазки строила, а потом и слухи распускать начала. Я, идиотка, верила, подозревать начала, проверяла его вечно, чуть ли не с работы встречать бежала с сыном на руках. Он мужчина был видный, Максим наш в него пошёл, глаза только мои взял, вот та курица на него и позарилась, − Дарья Владимировна облизнула губы. – А я молодая тогда была, ревность меня ела. После третьей беременности еще и раздобрела, а он стройную меня полюбил. А потом оказалось, никакой измены−то и не было.

Я молчала.

- Да обиделся он, долго терпел, но в один момент собрал вещи и ушёл. А я ж не взаправду выгоняла−то… Думала, он будет прощения просить, а я и пущу его снова, проучить хотела, на развод подала. А он молчал. Молча ушёл и так же молча подписал документы, обиделся сильно. Дети до сих пор не знают…

После последней фразы она сделала глубокий вдох и замолчала на какое−то время.

− А потом и помер он, года не прошло, так и не простил меня. Да и не поговорили мы по-человечески, гордая ходила, хотела показать, как справлюсь без него. Я и детей к нему не пускала… Никогда не прощу себе, − тут слёзы заблестели на её глазах, но Дарья Владимировна быстро отвернула лицо. Теперь уже я приобняла её за плечи. Я почти физически ощущала на себе её боль и сожаление. – Я его и хоронила изменщиком, потом только узнала. Всё от соседки той, замучила её совесть.

− Мне ужасно жаль, − прошептала я, не зная, что еще я могу сказать на это. Лиза с интересом начала трогать пуговичку, которую теребила в руках Дарья Владимировна, и она наконец не выдержала двойного напора и покатилась по нашему коридору. Звякнула о край тумбочки и закатилась в рассыпанные мною лепестки цветов.

Я понимала, почему свекровь рассказала мне об ужасных ошибках своей молодости. Она пережила это сама, и боялась, что я совершу ту же ошибку, а Максим повторит судьбу своего отца. Может, он и не умрёт от сердечного приступа, но тоже останется без семьи. Но только вот в моём случае ошибки никакой не было – я видела всё своими глазами

Впервые мы со свекровью сблизились настолько, что говорили по душам. Впервые она была так открыта со мной и даже рассказала семейную тайну. И я подумала, а вдруг она в чём−то всё же права? Не по−детски ли будет уехать молча, забрав Лизу? В конце концов, мы взрослые люди, которые должны для начала поговорить. А еще мы женаты, и исчезнуть из жизни друг друга без суда и бумажной волокиты не получится, мало будет три раза сказать «Развожусь», чтобы стать свободной от мужа, не в то время и не в том месте я родилась. Кажется, эмоции и правда взяли надо мной верх.

Я с сомнением посмотрела на наспех собранный чемодан и вздохнула:

− Ну хорошо. Я поговорю с ним для начала, − я приобняла свекровь, и почувствовала её руку на своей. Она легонько сжала её и улыбнулась.

− Вот и умница, не повторяй моих ошибок. А теперь давай отмоем Лизу от лизуна, который ей вчера по глупости дала Света, и будем пить чай.

− А? – я опустила глаза вниз, и проморгалась, чтобы рассмотреть в волосиках дочери что−то бледно−желтое, почти в цвет её волос. Лизун был наполовину снят и только часть его осталась на кончиках в самом низу волос. – О боже, Дарья Владимировна!

− Каюсь, виновата, − всплеснула руками женщина, − Мы отодрали большую часть, а потом Лиза уже захотела спать, и нам пришлось оставить её в покое.