Она была шестой дочерью, последней, и после неё отец, отчаянно желающий сына для помощи в полях, отчаялся, плюнул на семью, жену и шестерых дочерей, и нашёл себе другую женщину. С уже «готовыми» сыновьями, а третью в новой семье зачал снова девочку. Очевидно, проблема была не в бабушке Макса.

А вот в семье Дарьи Владимировны и папы Максима было две старшие девочки и последний мальчик. Внучек у моей свекрови тоже не счесть: две от старшей дочери, три от второй, Маринки, и вот наша Лизонька, шестая в этом большом женском царстве. Я считала это хорошим знаком, и радовалась, что у Лизы будет много подружек и нянек, а вот свекровь то и дело намёками и не очень повторяла: Максим их единственный мальчик и у него должен быть сын. Хоть умри, но сделай.

Я в такие моменты молчала, злилась, но не влезала в спор, а вот Макс напрягался – знал, каким трудом мне далась наша Лизонька. Беременность и роды я провела как в аду, зато теперь мой рай нарушали лишь ядовитые речи его матери. Он её часто приструнял – не словом, так взглядом. И Дарья Владимировна всегда замолкала и не лезла ко мне с этой темой ближайший месяц, но потом всё повторялось сначала.

– Хватит терроризировать всех своими внуками, достала, – закатила глаза Марина. – Хочешь мальчика – рожай сама или усынови.

– Да прям, – зашипела на неё свекровь. – У меня две дочери и невестка детородные здоровые бабы, а ты мне «усынови»?? Не неси бред, Маринка, чаю налей лучше.

– Вот ты и не неси, – завелась Марина. Она резко встала из-за стола и прищурилась, уперев руки в бока. – Ещё и при моих детях завела опять свою шарманку! Они что, какие-то не такие, раз девочки?!

– Боже упаси, – ахнула Дарья Владимировна, а потом поцеловала каждую из внучек в макушку. – Когда ж я говорила такое?!

– Да постоянно и слышу! Ещё в детстве мне крови попила своим Максимушкой – конфеты ему отдай, гулять с собой возьми, уступи то, уступи сё, – она фыркнула, попрекая мать и подозвала дочерей к себе. – Да я счастлива, что у меня девочки! И люблю я их одинаково! А то не дай Боже превратиться в такую грымзу как ты и всю жизнь выделять кого-то, бог уберёг.

Она обслюнявила палец, вытерла уголок рта Алёны от шоколада и отправила всю малышню из кухни в зал. Те, привыкшие к вечным спорам, похватали со стола печенье, и с визгами вылетели из комнаты, догоняя друг друга.

– Да кто вас не любил-то одинаково, придумала тоже! – тут же закричала Дарья Владимировна.

Я чувствовала себя лишней в этой семейной перепалке, но мысленно была на стороне Марины. Дарья Владимировна даже в разговорах часто отдавала предпочтение сыну. Неудивительно, что остальные дети чувствовали себя нелюбимыми.

– Ой, всё, – Марина закрыла уши руками и сделала вид, что не слушает её. – Воспоминания ты можешь подменять как хочешь, но на моих девочек комплексы свои не перекладывай.

– И ты говоришь это после того, как я приютила вас! – свекровь театрально схватилась за сердце. – Ох, божечки, слышал бы Максим… Что ты с матерью делаешь, мерзавка. Если бы не я – пресмыкалась бы ещё перед своим козлиной.

– То ли дело сейчас – живу горя не знаю с мамой стервой и тремя детьми в двушке, – фыркнула Марина, ставя на стол чашку чая. Она несколько раз подергала пакетик и вытащила его прямо на столешницу. – А может я счастлива была с ним?

– Рогатой ходить? Хорошее счастье, – прошипела свекровь. – Не будь дурой, Маринка. Ещё молодая, построишь новое счастье.

– Что ж ты не построила, когда папа ушёл?

Дарья Владимировна пропыхтела что-то нечленораздельное, после чего громко топнула и удалилась из кухни. Нечасто я видела, чтобы она не нашлась, что ответить, но сейчас был именно такой момент.