– Ты настоящий друг, Даша. Прости. Ляпнул не подумавши.

Она смотрит немного левее. Повернула голову так, чтобы я не видел, как у неё подрагивает подбородок.

– Ну, прости Да-аш, я….

– Свалился на мою голову… – говорит Даша и в её голосе всё ещё слышатся слёзы. – Брось его… Я бы бросила! Скажи только, куда!

– Даш, ну…

– Да простила я тебя уже! Сто раз простила… Да и прощать-то не за что.

Дорога от нас никуда не ушла и она вновь сосредотачивается на ней. Какое-то время едем молча – я чувствую себя виноватым, а Даша переключившись на скорость, габариты и колдобины постепенно успокаивается.

Вскорости, одарив меня потеплевшим и всё ещё влажным взглядом она глубоко вздыхает:

– Ты лучше скажи, что случилось-то? С кем ты там, так наговорился, что краше в гроб кладут?

Память выстреливает недавним прошлым, да, к тому же, и на уровне ощущений. Я непроизвольно дёргаю головой, но молчу.

– Ну чего ты молчишь? С кем говорил-то?

Мне становится как-то муторно. Только-только вроде забылся и на тебе, на сердце опять тоска падает. Ничего и никуда, за здорово живёшь, не делось. И для неё всё непонятно и тревожно, и для меня тем более, всё темнее ночи и мутнее болотной жижи:

– Не пытай ты меня, Даша.

– Ой, да я и не пытаю! Но… Илья… Ой, я даже и не знаю..

Нет, надо уходить. Побуду один, попривыкну к себе, утрясу в себе всё то, что никак пока не утрясается, а там, по ходу, что-нибудь и придумаю. Не сдохну, не впервой. А ей, это всё ни к чему. А то ведь поступаю как… как последний мудак – на шею присел и молча еду. Всё, короче:

– Остановись, Даша, я вы…

– А-а, вот в чём дело. – с многозначительной интонацией, вдруг восклицает Даша. – Я поняла. – хмыкает, вновь искоса стрельнув в меня взглядом, и прямее ставит спину: – Чего ж ты сразу-то не сказал!

– Так…

Чего это с ней – не пойму, то носом шмыгала, а то преобразилась вся. Осанку подпрямила, грудь приподняла – острая и упругая, и щупать не надо. Подбородочком, чуть вверх выпятив, шею вытянула. И когда успела-то. И меня будто бы и не слышала, – бросает на меня взгляды и откровенно кокетничает:

– А то, о-ий, прям озаботился он. Надо же.

– Даш… ты-ы о чём?

– Ну как… Надо было сразу так и сказать…

– Так… я ж сказал.

– Ой, не вилял бы! А прям… Хочу тебя, Дашенька, полапать.

От такой неожиданной откровенности я застываю, с замешательством наблюдая произошедшую метаморфозу и с какой грацией, садясь поудобней, Даша умащивает свою попу на сиденье. А она не останавливается:

– Ну-у, и-и… Чего же мы молчим, а-а?

Только сглотнув я могу говорить:

– Даш, я не…

Даша ахает и удивлённо восклицает:

– Я тебе не нравлюсь?!

Я молча мотаю головой, где-то отдалённо понимая, что, что бы я ни ответил, всё будет не в цвет. И всё-таки…

– Даша…

– Ах ты… Посмотрите, какой! Значит я для тебя не подхожу, да?

– Не-ет, я…

Вновь, с удивлённой интонацией озвучив свой вдох, Даша не даёт мне договорить и тут же говорит сама:

– Да ты посмотри, какая нога подо мной! Ой. Сейчас. – она включает поворотник и начинает выискивать брешь в потоке машин. – Остановимся. Я шортики сниму и покажу тебе какая у меня нога.

– Даша, подожди…

Она тут же соглашается, оставив попытки перестроится в правый ряд:

– Ну ладно. Приедем, покажу тогда, чтоб ты видел. А на грудь сейчас можешь посмотреть. – и она начинает расстёгивать свою блузку. – С правой стороны посмотришь. – и стрельнув в меня глазами, добавляет. – Ну, а левая такая же.

– Даша-а! – я уже точно не понимаю, что сейчас происходит, и даже повышаю голос. – Не надо!

– Х-м. Опять не надо! Ну тогда хоть на попу посмотри. – и она грациозно ёрзает попой по сиденью. – Смотри, какая. М-гм? – и вот только тут до меня доходит…