– Успокойся, – сказала Джей. – Мы все растеряны, все на взводе, а ты своими воплями только подливаешь масло в огонь.

Из глаз Гюрзы брызнули слезы, она запричитала:

– Вы все… вы… я не знаю кто… вы…

Остап обнял ее, погладил по спине, угрожающе показав остальным кулак.

– Мне нужен мой солнцезащитный крем, у меня кожа чувствительная, – хныкала девица.

– Равнение направо! – вдруг заорал Кабан.

Все посмотрели в указанном направлении. Вдалеке катился грузовик с открытым верхом.

– Эй! Мы здесь! – моментально пришла в себя Гюрза и принялась размахивать руками.

– Эй! Эй! – вторили ей остальные.

Тачка, притормозив на пару секунд, направилась в сторону кричавших.

Перед ними остановился очень старый грузовик, изрядно побитый жизнью. Натуральная развалюха. Чудо, что он еще мог ездить.

Из кабины вылез шофер – коренастый мужик с длинными седыми волосами и всклокоченной бородой. На нем была латаная-перелатаная рубашка в клетку и треники с пузырями на коленках, заправленные в резиновые сапоги. Из кармана штанов торчало горлышко глиняной бутылки.

Водитель был пьян в муку. Он обвел мутным взглядом всю честную компанию и грозно прорычал:

– Гребаные гады!

– Слышь, дядя, до города далеко? – спросил Луцык.

Мужик достал из кармана поллитровку жидкостью, сделал внушительный глоток и занюхал рукавом.

– Умерла! – выпалил он. – Лизонька моя! Солнышко! Умерла! Житья мне без нее нет! На кого же ты мне оставила? Лизонька! Солнышко мое! Как же я без тебя? Лизонька! Лизонька!

– Эй, мужик, ты чего? – обратился к нему Остап.

Глаза пьяного налились кровью:

– Хочешь отнять ее у меня, паскуда?!

– А ну спрячьтесь за валуном, – шепнул Луцык девушкам.

Те немедленно исполнили его приказ.

– Не отдам! Слышите, не отдам! – заорал мужик и снова хлебнул из бутылки.

– Охолонись, дядя! И завязывай уже бухать! – прикрикнул режиссер и сделал шаг вперед.

Вдовец выкинул бутылку, в его руке сверкнул нож:

– Я тебя сейчас на ленточки порежу, гнида!

– Ты что, с дуба рухнул?! А ну брось пику!

Мужик пошел с ножом на Остапа, но тот ловко перехватил руку противника, выбил оружие и ударил с размаху в рожу. Нападавший явно не ожидал такого поворота событий и, отшатнувшись, прохрипел:

– Ты это чего, гад?!

– Ничего! – последовал простой и прямой ответ, после чего оппонент был вырублен пушечным хуком справа. – Надо его связать! Кабан, посмотри в кузове, может быть, там есть веревка.

– Ловко это у тебя вышло. Не знал, что ты владеешь боевыми искусствами, – оценил Луцык.

– А я и не владею.

– А что это сейчас было?

Остап воззрился на свой кулак:

– Без понятия. Я последний раз в школе дрался.

– Со Степкой на заднем дворе? Как же, помню. Круто он тебя отдубасил!

– Твою мать! – раздался голос Кабана.

Он стоял в кузове, зажав рукой рот, лицо его выражало ужас.

– Здесь труп.

– Труп?

– Да. Тетка какая-то… Фу, меня сейчас стошнит!

За его спиной мгновенно выросла женская фигура в цветастом платье с посиневшим лицом.

– Кабан, сзади! – крикнул Луцык, но было уже поздно.

Синюшная баба с силой впилась зубами в левую ладонь Кабана. Он завопил от боли и спрыгнул с кузова тачки, прижимая к груди окровавленную руку:

– Эта тварь меня укусила! Сука! Сука! Сука!

Женщина сошла на землю. Теперь все могли разглядеть ее. Высокая, с пышными формами. Красивая при жизни, сейчас она могла понравиться разве что мухам. Голова неестественно лежала на левом плече, глаза закатились, открыв желтоватые белки. С сухих, потрескавшихся губ шнурком свисала вязкая слюна. Она рычала и скалила зубы, готовясь напасть в любую секунду.

– Мать моя женщина, да ведь это зомбарь! – воскликнул писатель.