***

На исходе четвертого года судьба занесла их корабль в гавань Миата, с одноименным городом столицей. В далеком прошлом Миат слыл великой империей, но шли века и от былого величия города остались только предания. Гавань располагалась в Лосмийском море, на берегу, которого процветал город-республика Арси. Молодое государство с большими амбициями. Работорговля здесь только набирала свои обороты, а основой привилегий, как и во всех полисах, служило гражданство.

Ранее утро еще сохраняло прохладу ночи, когда бей Шараф Хузаг отобрал самых сильных рабов, им предстояло выйти в город вместе с господином. Тех, кто пытался бежать, никогда не брали на берег. Амадо ни разу не показал даже намека на попытку к бегству. Он принимал выдвигаемые условия и старался не подвергать себя излишним телесным испытаниям, ему с лихвой хватало гребли. Его сосед, урсумец Федор, постоянно подтрунивал над ним.

– Откуда ты такой? Совершенно не способен за себя постоять! Как ты дожил до сего дня?

Работая вместе, гребцы научились понимать друг друга без слов. Годы рабства спаяли их невидимой цепью общего унижения.

После небольшого пространства галеры, узкие улицы портового города казались огромными. Переполненные людьми, они кишели торговцами, моряками со всех концов света, портовые шлюхи зазывали прохожих в таверны, и грязные притоны. Тяжелогруженные телеги везли товар с кораблей и обратно. Грузчики, сгибаясь под спудом тяжестей погружали и разгружали суда. Амадо более двух лет не был на суше, сегодня он чувствовал, что время пришло, время чтобы скинуть ярмо. Беспечность с какой охрана относилась к рабам, давала надежду на удачу. Стражи, также соскучившиеся по берегу, больше глазели по сторонам, чем следили за рабами.

С Амадо на берег сошли еще шестеро, осоловев от смены обстановки, они восторженно крутили головами. Гребцы давно не видели обычную жизнь, потому впитывали окружающую суету каждой порой. Шесть охранников бея окружили господина, двое замыкали шествие, следя за рабами. Пестрые ряды базара, казалось, тянулись бесконечно, они шли вдоль лотков нагружая корзины. Ряды, где продавались ткани, золото, оружие и разного рода вещи пригодные в быту, бей обошел стороной, так они оказались на рынке рабов.

Оставив гребцов снаружи под надзором двух стражей, Шараф прошел в специальный павильон, где обнаженные рабыни показывали себя будущим владельцам. Вереница девушек разной внешности, от белоснежных северянок, до чернокожих рамалиаток, поочередно выходили на помост и покачивая бедрами вертелись вокруг своей оси побуждая покупателя тратить деньги. Среди красавиц особенно выделялись рабыни урсумки. Стройные, белокурые, с приятными женственными формами, среди них иногда попадались редкой красоты экземпляры, что всегда вызывало шум и долгий торг.

Сегодня выставлялась темноволосая, сероглазая дева. Гибкая как ива, она потупилась и пыталась прикрывать свои прелести, за что хозяин бил ее по рукам стеком. Девушка смешно ойкала, не столько от боли, сколько из опасения, и покрываясь румянцем ненадолго отводила руки, открывая взору красоту нагого тела. Оставалось непонятным, смущение или гнев вызывали румянец на юном лице.

Завороженный ее красотой Шараф включился в торг. По мере повышения ставок, рос азарт бея. Цена урсумки дошла до размера небольшого состояния, полторы тысячи. Гвалт обезумевших от страсти мужчин, перебивал только громогласный голос ведущего торгов.

Ожидание затянулось, утро набрало южный зной. Амадо попытался поставить мешок риса на пол, чтобы спина отдохнула. Кнут обжег его руки. Стражник глазами показал, чтобы он вновь поднял мешок. У Родриго потемнело в глазах, скрывая гнев, он опустил взор к земле. Озноб начал бить тело, терпение кончилось. Длинный вдох, затем медленный выдох, пришло спокойствие, дрожь перешла в натянутость мышц. Секунду спустя все замелькало и смешалось в водовороте событий.