Эли с Горусом восхищенно переглянулись. И тут позади раздалось:

– Горус, ты?! – долговязый паренек в застиранном схенти удивленно смотрел на Горуса узкими глазами.

– Цафнат! – вскочил на ноги Горус.

Эли встал рядом.

Египтяне поприветствовали друг друга, как это делали взрослые: обхватив правое предплечье товарища, потерлись щеками.

– А это кто? – долговязый, словно из лука, стрельнул в Эли недоуменным взглядом.

– Друг мой, Эли!

– С каких пор «черноголовые» стали твоими друзьями? – Цафнат с презрением обернулся к Горусу.

– Не забывай, я живу среди хабиру, – толстяк обиженно надул губы.

– Понятно, – Цафнат тут же потерял к Эли всяческий интерес, потянул Горуса за колонны. – Хоть бы передал кому, где тебя искать. Столько дел без тебя сорвалось…

Эли опустился на ступени.

Писца окружили просители, наблюдать за его работой мальчишке не представлялось возможным, тогда он обратил свое внимание на то, что творилось вокруг.

У тяжелых ворот из дерева, обитых медными полосами, не спеша прохаживались два темнокожих стражника-меджая[12] в кожаных наплечниках и фартуках красного цвета поверх светлой накидки. В руках у каждого – по копью, на поясе висели мечи в ножнах. Они о чем-то лениво переговаривались, изредка бросая взгляды на редких прохожих.

Под высокой оборонительной стеной, украшенной изображениями пальмовых листьев и цветов лотоса, в тени навесов из широких полос ткани скучали торговцы в ожидании послеполуденных посетителей. На столах у них кучками лежали огурцы, виноград, финики, всевозможная зелень. Изредка продавцы окунали пальцы в горшок с водой и брызгали на товар, придавали ему свежий вид. Столяры, медники и горшечники сидели прямо на земле, разложив свои изделия на плетеных ковриках. Обувщик, обвесив всего себя сандалиями из тростника, кожи, коры пробкового дерева, прохаживался туда-сюда по рынку в поисках хотя бы собеседника. Перекинувшись несколькими фразами с одним торговцем, он шел к соседнему навесу, но и там надолго не задерживался, направлялся к следующему. Несколько мужчин разных возрастов сидели на корточках возле шатра брадобрея и о чем-то спорили. Хозяин шатра, высокий египтянин в прямой длинной юбке ниже колен, ловко орудовал бритвой над головой полного мужчины, изредка протирая лезвие об полотенце на плече. Закончив со стрижкой, он взял со столика одну из глиняных баночек, дал понюхать ее содержимое клиенту. Тот утвердительно кивнул массивным подбородком, после чего брадобрей умастил его лысину благовонием. Возле сложенных пирамидой арбузов несколько мальчишек увлеченно играли в кости. Они кидали бараньи бабки на землю и считали, у кого сколько очков выпало…

– Господин судья! Да будет в твоем сердце милость Амона! Да ниспошлет он тебе счастливую старость! – громкий и неожиданный голос писца заставил Эли вздрогнуть.

Писец держал за руку невысокого мужчину с седой порослью на голове, одетого в плиссированную тунику с короткими рукавами.

– Жизнь, здоровье. Да проведешь ты жизнь в радости и достигнешь почета, – бесцветным голосом ответил вельможа и проследовал дальше, оставив писца смотреть ему задумчиво вослед.

Что это был вельможа, Эли догадался по его одеянию и сандалиям из хорошей кожи, по ровным и гладким ногтям на руках и ногах и аромату благовония, исходящего от него.

Мужчина почти прошел мимо, но тут его взгляд упал на Эли. Мужчина остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. В его взгляде читалось удивление, сомнение и испуг одновременно.

Только сейчас Эли разглядел красные, опухшие глаза вельможи. Такие глаза бывают у тех, кто долго плачет. Но зачем господину плакать, когда у него есть такое красивое платье, кожаные сандалии и серебряный перстень с бирюзовым камнем на пальце.