Канцлер окинул ее сияющим от гордости взглядом.

– Как вы выросли! Вам впору танцевать у майского дерева!

От радости, наполнявшей его взгляд, Майя смущенно покраснела.

– Вы уже почти взрослая. Я получал донесения обо всем, что происходило во время вашего визита в Прай-Ри, и должен заметить, что ваши решения делают вам честь. Ваш благородный отец гордится вами, это несомненно. Он послал меня встретить вас и препроводить к нему в покои.

– Спасибо, канцлер, – сказала Майя. – Я скучала по вам.

Он улыбнулся и предложил ей руку. Майя расправила платье, оперлась о локоть канцлера и пошла через двор. Из темных конюшен выскакивали конюхи, подхватывали поводья, распрягали лошадей. Майя кивнула им и улыбнулась, заметив неприкрытое удивление на их лицах. Она еще в Прай-Ри поняла, что благодарность лишней не бывает, и даже самый последний слуга, если отметить его заслуги по достоинству, преисполнится к хозяйке искреннего уважения и будет служить не за страх, а за совесть.

Они вошли в главную башню. Глаза Майи не сразу привыкли к темноте, но у входа стояли, освещая путь, несколько яр-камней. Внимание Майи привлекли их лица – древние, выщербленные, полустертые, они все так же улыбались входящему. Виды и звуки Комороса утишили мучавшее ее чувство голода, и ей до боли в руках хотелось трогать все вокруг, от дверных косяков до деревянных панелей на стенах. Дворец был прекрасен и устроен с глубочайшим вкусом, ибо отец ее был человек утонченный и не терпел неряшества и неопрятности. Усилием воли Майя заставила себя успокоиться.

– Ваше возвращение пришлось на нелегкие времена, леди Майя, – тихо, чтобы никто не подслушал, шепнул ей канцлер. – Впрочем, вскоре вы и сами все узнаете. Я только не хотел, чтобы для вас это стало сюрпризом.

– Что случилось? – спросила Майя, и сердце ее пустилось вскачь. В письмах, которые писал отец, повелевая ей вернуться, не было ничего тревожного!

– Это случилось не враз, моя госпожа, а шло понемногу, постепенно. Так уж устроен мир: если люди недовольны друг другом, неприязнь между ними растет, словно плесень на сыре. Нынче все зашло уже далеко, и, боюсь, вы будете неприятно удивлены тем, что увидите. Покуда вы были в Бриджстоу, ваши родители несколько… охладели друг к другу.

– Как же это, канцлер?

– К их ссорам все давно уже привыкли, однако поначалу присутствовавшие бывали шокированы. Особенно когда размолвка произошла прямо в главном зале, у всех на глазах. Я уговаривал их избегать ссор в людных местах, и они прислушивались к моему совету, но… Дитя мое, брак ваших родителей рушится на глазах.

Майя встала как вкопанная и посмотрела канцлеру в лицо неверящим взглядом. Ее мутило.

– Не может быть, – хрипло прошептала она.

Канцлер участливо похлопал ее по руке и повел дальше. Майя поняла, что ее удивление не осталось незамеченным. Прочитав во взглядах окружающих сочувствие, она поняла, что все знали: дома ее ждет беда.

– Идемте, леди Майя. Не стоит мешкать.

Неимоверным усилием она совладала с собой и заставила себя идти. Шорох юбок отвлекал ее, мешал думать. Внутри у нее все бурлило, словно крутой кипяток в котелке над огнем.

– Но ведь их брак был заключен под нерушимым обетом, – прошептала Майя сквозь сжатые зубы.

– Мне знаком этот мастонский обычай, – кивнул канцлер. – Но обет лишь усугубил ситуацию. Ваши родители стали отвратительны друг другу. Мать еще пытается что-то исправить, но ваш отец непоколебим. Он упрекает ее на людях, а язык у него ядовитый, о да. Укрепите свое сердце, дитя мое. Приготовьтесь к встрече. Прежде вы, помнится, не любили слез – не переменили ли вы свое отношение? Ваш отец всегда гордился тем, что вы, в отличие от других детей, не плачете.