В своих занятиях я добрался уже до формул простейших манипуляций временем. Их было всего три, и использовались они, чтобы время ускорить, остановить или замедлить.

«Ничего себе, простейшие манипуляции, – подумал я сначала, – как камень времени[4] работают?»

Но нет. Аин мне доходчиво объяснила, что «простейшие» эти формулы лишь потому, что воздействуют на небольшие объекты. Такие формулы используются почти повсеместно, например, чтобы еда быстрее готовилась или медленней портилась. «Сложнейшие» же могут погрузить человека в вечный сон, остановив его время, но такие вещи сейчас не подвластны почти никому. А, например, развернуть время вспять их магия и вовсе не способна.

– Иногда я даже удивляюсь, как ловко у тебя получается формулы выводить, – произнесла Аин, глядя, как я вырисовываю печать, останавливающую время. – Так и не скажешь, что ты меньше двух месяцев этим занимаешься. У меня сначала линии совсем кривые выходили, пока рука не окрепла.

– У меня тоже, – машинально ответил я, завершая последний символ и замыкая формулу в круг, – просто я действительно давно этим занимаюсь.

Аин, Анс и Фрея посмотрели на меня удивленно. Опережая все их вопросы, я продолжил:

– Не именно выписыванием формул, а черчением и всем таким. – Но во взглядах все еще читался вопрос: «зачем?»– пришлось договаривать: – Я на архитектора учился.

– Серьезно? – Фрея посмотрела на меня подозрительно. – Я бы не доверила тебе строить здания, где будет находиться хоть что-то живое.

Вот вся моя семья примерно то же самое и сказала.

– Судьбу мира мне, значит, можно доверить, а постройку зданий – нет? – ядовито уточнил я.

– Ну, судьбу мира не я тебе доверила, – усмехнулась Фрея. – На это тебя хоть богиня благословила, ее мнению есть основания доверять. А вот строительство… Не обижайся, но ты выглядишь как человек, который легко может что-то напутать в расчетах.

Тут она была абсолютно права. Представить, как будет выглядеть любой объект, как он будет работать, из чего будет сделан, как установлен и так далее, – все это хоть и с трудом, но все-таки мне давалось. Образы зданий виделись внутренним взором точно трехмерные модели, которые можно было вращать как угодно. Но когда дело доходило до цифр, мне становилось действительно тяжело. Потому что тут заканчивалось творчество и начиналась математика. Хотя проблема крылась даже не в ней – слава всемогущему калькулятору! – а в том, что при работе с цифрами я бываю рассеянным. И могу поменять две цифры местами, например. Так что все расчеты я всегда проверял раз по пять.

– Я никогда ничего не путаю, – фыркнул я, вырисовывая новую формулу.

– Тогда сейчас твой первый раз, – хмыкнул Анс, заглядывая в мой листок, – потому что ты написал половину ускоряющей формулы, а половину замедляющей.

Фрея весело засмеялась. А я, тихо ругаясь под нос, стер все к чертям и принялся перечерчивать.

– Слушайте, вы ведь так и не рассказали мне одну очень важную вещь. – Минут пятнадцать просидев в сосредоточенном молчании, я понял, что не могу работать в тишине. Она мне серьезно мешала. – Как вы вообще меня призвали? Ну то есть как работает весь этот механизм? Вы беспрестанно молились Эрне сорок дней и сорок ночей? Закололи на алтаре жертвенного быка? Начертили пентаграмму призыва кровью черной курицы?

– Позволь спросить, почему курица должна быть именно черной? – Слышать в голосе Анса несаркастичную насмешливость было немного непривычно.

– Для создания нужной атмосферы, – хмыкнул я.

Если честно, я не знал. Да и в целом не думал, что кровь черной курицы чем-то отличается от крови белой. Какой-то куриный расизм выходил.