– Прямо как в сказке, – горьковато шутила порой Ольга. – Жили-были старик со старухой. И была у них единственная дочка, Ирочка…

Жили они действительно скромно, тихо, если не считать редких алкогольных эксцессов Корнева, перебивались от зарплаты до зарплаты, пополняя скудный семейный бюджет подношениями благодарных пациентов – плиткой шоколада, коробкой конфет, баночкой кофе…

На первых порах такие подачки смущали их, потом, с годами, стали привычными, воспринимались как некая доплата бартером, за профессионализм, тем более что врачами они действительно были хорошими.

И всё-таки, несмотря на ровное и благополучное, в общем-то, по большому счёту, бытие, многое в устоявшейся жизни не устраивало Корнева. Отсюда и выпивки, которые случались всё чаще и без особого повода, как, например, вчерашняя. А как, объясните пожалуйста, можно ещё существовать в этом мире, где никто, кроме самых родных и близких людей, не любит и не ценит тебя, и где ты, как врач, обязан оказывать помощь всем, а тебе, в свою очередь, никто не обязан ничем, и где вместо благодарности за спасение жизни, спасителя хватают и трясут за грудки? В мире, в котором, отстояв ночь в операционной, вернув с того света какого-нибудь бедолагу, ты получаешь за это плату меньшую, чем сантехник, починивший старенький унитаз, а вне больницы постоянно рискуешь нарваться на хамство в ответ на пустяковую просьбу, которая не требует затрат и тысячной доли энергии, потраченной тобой на то, чтобы спаси одного из представителей их, обывателей, стаи…

Корнев попытался прогнать досадные мысли, настроиться на лирический лад, соответствующий прогулке отца с любимой дочерью тихим днём поздней осени, но не смог. Крепко засела в мозгу, червячком-паразитом точила досада на то, что обидела его судьба, обошла, недодала в жизни по-крупному.

Он вспомнил вдруг себя – маленького, в Иришкином, кажется, возрасте, в детском саду ещё. Они, дети, удачно выступили с песнями и танцами на каком-то утреннике, – тогда проводили «утренники», приуроченные к советским праздникам – 1 Мая, 7 Ноября… Воспитательница, принаряженная в расшитый стеклярусом длиннополый сарафан и кокошник, пританцовывая и кланяясь низко, обошла сидевших чинно на скамеечках детишек, демонстрируя им приз: водруженный на расписной поднос торт – роскошный, нежно-розовый, многоэтажный, и, конечно же, вкусный до умопомрачения, а потом, так же пританцовывая легко и кланяясь гибко, унесла сказочно-воздушное угощение, и больше дети этого торта в глаза не видели, так и не отведали ни кусочка.

Отчего-то и сейчас, тридцать пять лет спустя, Корневу остро захотелось попробовать того лакомства – казалось, что ничего вкуснее в жизни он не ел и уже есть не будет…

– Доктор! Геннадий Михайлович! – внезапно окликнули его.

Корнев оглянулся в растерянности. Незаметно они с Иришкой дошли до конца аллеи, где сквер пересекала оживлённая городская магистраль. На её обочине приткнулась забрызганная грязью по самую крышу белая «пятёрка» дорожно-патрульной службы. Пожилой гаишник приветливо помахал полосатым жезлом. Когда Корнев приблизился, милиционер взял под козырёк, представился шутливо:

– Прапорщик Пугаченко!

– Здравствуй, Семён Захарович, – пожал ему руку доктор. – Дежуришь?

– Да вот, нарушителей караулю… Гляжу – сосед с дочкой гуляет. Дай, думаю, поздороваюсь!

– А я уж решил, что не там улицу перешёл, – улыбнулся Корнев.

Жившего в соседнем подъезде прапорщика он несколько лет назад поставил на ноги после серьёзной автомобильной аварии, и с тех пор тот не упускал возможности при редких нечаянных встречах в очередной раз поблагодарить доктора.