Успокоенья не дают.

Уснуть теперь – напрасный труд.

P.S. Откуда выйдем мы, куда мы, блин, придём?

Домчимся, долетим или доедем?

Прямой дорогою иль обходным путём

Чрез червоточину в пространственном клозете?

Байрон. ПАМЯТЬ

Свершилось! Видел то во сне:

Надежды луч не светит мне;

Чреду немногих славных дней

Порыв несчастий охладил

И тёмным облаком накрыл.

Любовь, Надежда, Радость, – эй! –

Прощайтесь с Памятью моей.

                                              1806

     * * *

Жизнь важней, чем подвалы червонцев.

Позабыв о заботах и грузах,

Мы «идём правее – на солнце,

Вдоль рядов кукурузы».

     * * *

                         Вот какой рассеянный

                         С улицы Бассейной!

                         Вместо шапки на ходу

                         Он надел сковороду.

                                   Самуил Маршак

Вместо шапки на ходу

Надевать сковороду

Нелегко и неудобно,

Глупо, неправдоподобно.

Как её там закреплять?

Будет с головы съезжать.

Будет ручка сковородки

Колотить по подбородку,

А потом, уйдя в полёт,

С головы его падёт

И, скользнувши по дуге,

Больно стукнет по ноге.

Если ж глянуть по-другому,

То приветствовать знакомых

Сковородкою сподручней:

У неё в наличье ручка –

Ею проще «шляпу» снять

И с почтеньем приподнять,

Говоря друзьям «Бонжур!»

Вот такой родился сюр

В честь вошедшего в века

Самуила Маршака.

     * * *

                         Выхожу один я на дорогу;

                         Сквозь туман кремнистый путь блестит;

                         Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

                         И звезда с звездою говорит.

                                        М. Ю. Лермонтов

Нынче трудно выйти на дорогу

Одному, да так, чтоб сквозь туман

Путь кремни́стый, устремлённый к Богу,

Был бы как пустынный автобан.

Все кремни́стые, асфальтовые трассы,

Зимники, грунтовки, большаки́

Транспортом загружены всечасно:

Шу́мы, выхлопы, жужжание, гудки.

Блеском фар засвеченное небо –

Как звезда с звездою говорит,

Мы не слышим: мы глухи и слепы.

Мир не внемлет Богу, а шумит…

     * * *

                    …Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,

                    Не дойду до дома с дружеской попойки.

                    Там вон встретил вербу, там сосну приметил,

                    Распевал им песни под метель о лете.

                    Сам себе казался я таким же клёном,

                    Только не опавшим, а вовсю зелёным.

                    И, утратив скромность, одуревши в доску,

                    Как жену чужую, обнимал берёзку.

                              Сергей Есенин

Берёзе трудно понимать

     Есенинскую грусть.

Зачем принялся он читать

     Стишки ей наизусть?

Зачем разносит перегар,

     Витийствуя с утра?

И страсти распаляет жар,

     Когда кругом хандра.

Зачем к тому ж, подлец такой,

     Обняв её (ой-вей!)

Своей распутною строкой

     Глаголет не о ней?

А вспоминает некий клён,

     Какую-то сосну,

И вербу вспоминает он,

     А может, не одну.

Ах, как же, Серж, распутен ты,

     Обидно, аж до слёз.

Не ценишь чистой красоты

     Разнеженных берёз.

     * * *

Не верьте, чувства могут лгать,

Но мы, как Пушкин, часто рады

Обманываться, принимать

Обман за райскую усладу.

     * * *

Порою кажется, Небесный Господин

Создал сей мир (и думать-то неловко)

Лишь для того, чтоб полчища машин

Съезжались пообщаться в пробках.

Венцы творенья здесь не мы – они,

Для них всё это: нефть, конфликты, во́йны,

Прогресс – тысячелетия возни

Нас, человеков, слуг их недостойных.

Для них наш телерадиоугар,

Всё то, что в мозг наш тараканом влезло:

Инет, реклама, ма́ркетинг, пиар

И миф, что-де экологична тесла.

Уже не кажется: Небесный Господин