Над их стихом несовершенным.


Стих зазвенит, как песни скальдов,

Лучистым, живописным словом.

А новый Пушкин скажет: «Ай, да

Я сукин сын в венке лавровом!»


     * * *


Иногда напишешь так,

          Что и сам

Восхитишься этим, как

          Чудесам.


И откуда это всё

          У меня?

Стихоплётство, то да сё,

          Вся фигня.


Так изящно иногда

          Изложу,

Что заплещет красота

          За межу.


Но порою свой успех

          Повторить

Невозможно, ну, на грех!

          Как тут быть?


Коль придумать я бы смог

          Стихомер,

Им оценивал бы слог

          И размер.


И тогда бы каждый стих

          И сонет

Были б слаще дорогих

          Мне конфет


И вкуснее бы, чем в доль-

          ках арбуз.

А пока оценка толь-

          ко на вкус.


Для красот стихов аршин

          Не найдёшь.

Я – не Пушкин-сукин сын,

          Но – хорош!


Полишинель


Он зудел, заикаясь, стараясь

Донести эпохальную весть.

Дескать, тайна сия велика есть,

Если только – вощще! – она есть.

Пикассовое, версии О


1. Алжирские Женщины


Ах, как две наших сущности –

     в принципе разные,

Плотно схвачены временем

          в нечто одно:

Тошно-сочное, яркое –

     и слегка несуразное,

Как «Алжирские женщины»

          версии О.


2. Горловка


Нам не нужно быть в Гернике,

Нам достаточно Горловки.

И «Алжирские женщины»

     Даже версии О

Не годятся в соперники

Фрескам Горловским огненным,

Что войною зловещею

Жглись на стенах домов.


     * * *


Наш выбор сделан. Мы, надеюсь,

Не бурида́новы ослы,

И выберем, не канителясь…

Хоть муки выбора милы.

Милы иллюзией, что можем

Мы выбором своим сменить

Процесс с названьем «Лезть из кожи

Вон» – на процесс с названьем «Жить».


     * * *


С младых годов был равнодушный

К навозной сущности побед

Тот самый Авгий, чьи конюшни

Не очищались тридцать лет.


Дух разлагающейся плоти

Его нимало не мутил,

А даже возбуждал и вроде,

Вы не поверите, пьянил.


     * * *


Я исполнен пустого апломба,

Я рисуюсь немного, читая

Книгу тонких новелл Ляо Чжая,

Как интеллектуальную бомбу.

Как интеллектуальный феномен

Я ту книгу небрежно листаю…

В том, что рядом никто Ляо Чжая

Знать не знает, – уж я не виновен.


     * * *


     На Земле мы одни

На все восемь её миллиардов.

     Так не будем же ни

Сожалеть, ни искать вариантов,

     В коих наша судьба

Нас проносит мимо макушки

     Надземного столпа,

На который вознёс себя Пушкин.


     * * *


Избавь меня, Господи, от сомнений;

Сделай жизнь мою, Господи, тихой и ровной;

Излечи от терзающих размышлений

О ненужности нашей пустословной.


Дай зренье мне, Господи, да такое,

Чтоб в жизни жестокой и несправедливой,

Узреть проявленье Твое всеблагое

К нам, недостойным и суетливым.


     * * *


Когда б поэтов щедро награждали

Дензнаками за их общенье с Музой,

Они бы как тогда живописали

Суть бытия – с желаньем иль обузой?


Ведь их монетизация принудит

Творить в созвучье лишь с монетным звоном.

От лишней денежки поэта не убудет,

Но зазвучит ли он в созвучье оном?


     * * *


Его пророческие мантры,

Как и вещания Кассандры,

Не принимались и не шли

На пользу жителям Земли.

Ведь, как известно, у пророка

В своём отечестве без срока

Лицензии пророчить нет.

Такой вот эксцентриситет.

Маяковское


1.

Начитавшись с утра Маяковского, сидя в туалете,

Выхожу, заряженный его бешено рваным ритмом:

Хочется вывернуть всё наизнанку на этом свете,

Поставить с ног на́ голову, выйти на смертную битву.

Сердце от чувств этих давит резиновым мячиком,

В мир нервно впиваюсь расширенным глазом я.

Берегитесь, буржуи, питающиеся рябчиками

И зажёвывающие их (блин!) ананасами.


2.

Не нравится мне,

                         когда Маяковского

Читают

        проникновенными голосами,

Когда ритмику его

                              яркую,