– В таком случае, везите меня к жандарму Дренкеру! – потребовал Фрэнк.

* * *

– Черт побери! Что с вами? На вас лица нет! – с испугом воскликнул жандарм, увидев Фрэнка.

– Да. У меня лихорадка, – ответил последний.

Жандарм помог ему раздеться, дал ему чистую рубашку и заботливо уложил в постель.

Фрэнк Браун серьезно заболел. То его мучила бессонница, то он лежал в тяжелом забытьё; и в боку сильно кололо.

Жандарм ухаживал за ним заботливо и нежно, как нянька.

Через несколько дней Фрэнку стало несколько легче: жар спал, колотьё в боку прошло, и он уже мог немного ходить. Тогда он рассказал своему хозяину о чудесном исцелении Сибиллы Мадруццо и об исповеди Матильды Венье.

Жандарм вскипел.

– Ах, каналья! И она ещё била ребенка!

И Дренкер рассказал о своем приключении с Матильдой Венье.

– Я свалял дурака тогда! – заявил он. – Она держала меня целыми ночами в этой проклятой дыре – Валь-ди-Скодра, а муженёк её тем временем провозил контрабанду. Он прекрасно знал, что делала его жена, и в обманутых был не он, а я! На собрании у мистера Питера он ничего нового не узнал. Но я расшибу ему череп, посмей он тронуть хоть один волосок на голове ребенка!

Дренкер хотел немедленно отправится в Валь-ди-Скодра, и никакие доводы Фрэнка, уверявшего, что он может лишь испортить дело, – не помогали. Но его удержала служебная телеграмма: пришлось отправиться в облаву на контрабандистов.

Дренкер вернулся через четыре дня. Фрэнк Браун чувствовал себя совсем здоровым, но жандарм не хотел отпускать его.

Наконец, он как-то утром подошел к его постели.

– Если хотите, поедемте со мною: мне нужно сегодня в город, и я могу подвезти вас.

Фрэнк Браун быстро оделся, позавтракал и отправился в обратный путь.

Итак, он снова возвращался в Валь-ди-Скодра.

Зачем? Он должен уехать оттуда с ближайшей почтой. Уложить вещи – и прочь оттуда! Прочь, прочь, – куда бы то ни было!

Что могло удержать там его? «Охотники на дьявола?»… Как мало они его интересовали! – Тереза? – Ах, Боже, Тереза!..

Подходя к Валь-ди-Скодра, он расслышал ещё издали нестройные звуки музыки американца; но на этот раз шум нёсся не от дома американца, а со стороны гостиницы Раймонди. – Что это значит? Уж не устроили ли они процессию?

Фрэнк ускорил шаги.

Действительно, народ толпился у дома Раймонди.

– Что случилось? – спросили Фрэнк.

Никто не обратил на него внимания. Все пели великопостную песнь. Фрэнк вошёл в дом. В ресторане на лестнице стояли тесной толпой крестьяне.

– Где Тереза? – спросил он Раймонди. Тот не расслышал, а одна женщина, стоявшая рядом, с ненавистью посмотрела на него и ответила:

– Святая Тереза наверху.

С большим трудом протискался он наверх.

– Пустите меня! – просил он: – пустите, я должен её видеть!

Наконец, ему удалось добраться до дверей её комнаты. Она была полна народу; все стояли на коленях, и Фрэнк мог хорошо видеть, что в ней происходило.

Комната была похожа на часовенку. Кроме иконы Богоматери, в ней висел ещё образ св. Франциска, перед обоими горели большие свечи. Окно было закрыто и плотно завешено белой материей, спускавшейся в виде балдахина. Под ним, в глубоком плетеном кресле, покоилась Тереза.

Девушка полусидела, полулежала, не спуская глаз с распятия, которое держал перед ней американец. Белое покрывало окутывало все её тело; руки лежали на подлокотниках; босые ноги покоились на маленькой скамеечке, возле которой сидел на корточках глухонемой Джино.

И Фрэнк Браун увидел на её руках и ногах огромные красные раны.

Пьетро Носклер опустился пред ней на колени и с жаром прильнул к кровавым ранам на её ногах. Его примеру последовали Ульпо и Матильда Венье. Все двинулись к ней, поднялась сильная давка; тогда Джироламо Скуро оттолкнул толпу назад и приказал подходить к святой слева, а уходить направо. Установился образцовый порядок.