Картина собрания вдруг пронеслась перед ней; она окончательно потеряла покой.

– Рассказывай дальше, – торопливо заговорила она, – расскажи мне о благочестивых женщинах.

Он начал.

– Во времена святой Екатерины Сиенской ей явился однажды Спаситель и сказал: «Я сделаю твою жизнь полной таких поразительных чудес, что невежественные, плотски живущие люди откажутся верить тебе. Я украшу твою душу таким обилием милостей, что само тело почувствует влияние их и будет жить совсем необычным образом». И святая долгие годы, до самой смерти, не пила и не ела: сияние Спасителя одно питало её. То же было и с Луизой Лато^{> [3]}: она питалась лишь святыми дарами и отвергала всякую земную пищу. Каждую пятницу кровоточили её святые раны на лбу, на левом боку, на руках и ногах. Тогда она созерцала Спасителя. Она видела Его одежды, Его раны, терновый венок и крест; видела Его коленопреклонённым и падающим, видела, как распяли Его на кресте. Но затем, когда она испускала свои последние вздохи, она увидала разверстые облака и в море небесного света Отца, заключающего Сына в объятия.

Глаза Терезы сверкали.

– Это, должно быть, прекрасно, – сказала она.

Он кивнул головой.

– Это – высшее счастье, какое может выпасть на долю человека. И удивительнее всего то, что самые ужасные страдания превращаются в высшее блаженство. Чувствуешь ли ты себя способной перенести подобное счастье, Тереза?

Она снова вздохнула:

– Я так полна грехов…

Он перебил её:

– Есть только один грех против Бога.

– Только один? Какой же?

– Не быть в Боге.

Он говорили, и слова его были сладчайшим пением для Терезы. Её грудь вздымалась, а пред глазами сверкало серебристое сияние.

– Что ты чувствуешь? – спросил он её.

– Мне кажется, будто душа моя хочет улететь в объятия жениха.

Фрэнк торопливо поцеловал ей глаза и сказал:

– Хорошо. Ты можешь уснуть.

Он быстро схватил её левую руку и нажал усыпляющий центр у большого пальца.

Несколько секунд она сопротивлялась; затем уснула.

Фрэнк Браун закрыл ей глаза и отложил книги в сторону.

Неподвижно сидел он на кровати и мечтал…

– Это будет! Это должно быть!

Он наклонился над ней, поднял её голову, подложил под неё все подушки и спросил:

– Ты слышишь меня, Тереза?

Она пробормотала:

– Да.

Он говорил ей на ухо – быстро и повелительно. Часто он повторял отдельные фразы медленнее и отчётливее. И снова прерывал себя вопросом:

– Ты слышишь меня? И ты сделаешь это?

И всякий раз получался послушный ответ:

– Да.

Иногда на её губах появлялась улыбка, потом они снова сжимались от страха и ужаса. Он остановился и подумал; затем снова наклонился к ней и повторил в заключение кратко и резко все приказания.

– Теперь я разбужу тебя. Но ты будешь очень, очень утомлена. Твои глаза сомкнутся, и ты немедленно уснешь.

Он слегка подул ей в лицо. Она открыла глаза, взглянула на него и с улыбкой протянула ему руки. Было ясно, что она не сознает сделанного ей внушения. Её наполовину поднятые руки опустились, глаза сомкнулись…

Она спала.

Фрэнк задул лампу и медленно пошел в свою комнату.

Теперь он не хотел больше думать. Он хотел спать сейчас, немедленно. Закрыл глаза и стиснул зубы.

Он хотел спать.

И заснул.

* * *

Из черепа выползали сотни крыс…

Занавес был поднят и сцена изображает зал пророка. Здесь и Сибилла, и Пьетро, и Ронхи и другие. Все собрались: ждали своей реплики. Он сидел перед ними в суфлерской будке. Его собственный череп служил этой будкой.

И сотни крыс выскочили из черепа и разбежались по сцене.

Они смеялись, что-то хотели сказать. Потом на него поползли сотни длинных, голых червей. Они лезли в рот, в уши, в глаза, заползали в ноздри…