Связи со школой, то есть «департамент просвещения», проблемы нашей учёбы были полностью доверены маме. Во всяком случае и меня, и соседских детей в первом классе буквам обучала мама, хотя отец к этому времени уже вернулся с фронта и считал себя более грамотным и образованным, чем мама.

Мама, хотя молча и терпеливо обслуживала огромную семью Галиуллиных, но своей внутренней независимости не теряла. Излишнюю разговорчивость своих новых родственников, их небрежное отношение к повседневным делам по хозяйству она не одобряла, но виду не подавала. Предпочитала любое дело, засучив рукава, сделать сама, чем спорить, «качать права», целый день, крутясь как юла, она преуспевала в любой работе: хоть на уборке свёклы, хоть на картофельном поле, угнаться за ней было трудно. Она успевала и прополоть, и промотыжить, и прорыхлить почву.

Только отец, со своей кипучей «пассионарностью», бьющей через край, как тесто, в которое положили дрожжей, не давал ей возможности слишком увлекаться сельскохозяйственными делами: одного за другим наделяя её младенцами. Пуповины обрезаются с перерывом в один год; не задумываясь о том, как их растить, поить-кормить, одевать… «Каждый ребёнок рождается со своей долей счастья», – говорит народная поговорка, так, видно, думал и наш отец.

И он оказался совершенно прав. Из десятерых, выношенных мамой детей, не выжили двое. Остальные – четыре мальчика, четыре девочки – все живы и здоровы по сей день, слава Аллаху.

У меня навсегда осталось такое впечатление, что родители жили очень дружно. Мы, конечно, не видели, чтобы они при нас обнимались, целовались, но вечерами, когда дверь уже защёлкивалась на щеколду, и родители, уйдя к себе за цветастую занавеску, ложились на свою железную кровать, ещё долго слышались их приглушённые голоса, воркующие, как пара голубков. Слов не разобрать, только доносится мирная речь, журчащая, как тихая речка. О чём можно говорить все ночи напролёт? Наверно, они говорили о нас, о детях. Ведь и радость, и горесть родителей – это дети. Атмосфера взаимопонимания и взаимоуважения, царившая между ними, явилась для нас опорой и образцом для наших собственных семейных отношений. Когда они шли по улице вместе, мама рядом с высоким, статным отцом выглядела совсем миниатюрной. Иногда мама шла на несколько шагов позади своего «господина», тогда за отцовской спиной её совсем не было видно. Мы недоумевали, почему она так делает, поддразнивали её.

– Почему ты идёшь сзади, иди рядом или даже выйди вперёд. Ты же дочь богача, а отец – он что, он же всего лишь писарьский отпрыск, беднота.

Но наша цель оставалась не достигнутой.

– За его спиной мне спокойно, ни ветер, ни дождь меня не достают.

Мы к ней особо не привязываемся. Она хоть и не любит особо языкастых, но сама при необходимости может кого угодно отбрить, осадить метким словцом или шуткой.

Романтические воздыхания при луне, любовные страдания и безумства проходят довольно быстро, что же остаётся от любви? Видимо, вот эти бесконечные разговоры в ночные часы, желание слушать советы друг друга, вникать в волнующие обоих проблемы, быть друг другу надеждой и опорой.

Впрочем, кажется, я слишком отвлёкся. Сегодня на повестке дня за чайным столом будет обсуждаться конкретно моя проблема.

Уже 25 июня. Волнуюсь. Именно сегодня отец должен дать окончательный ответ на мою неоднократно напоминаемую просьбу. Тянуть больше некуда. Речь пойдёт о том, поеду ли я в Казань поступать учиться… Я уже и так потерял целый год своего драгоценного времени, работая после окончания школы на одном из Уральских заводов. Как назло, как раз перед моим приездом в нашем доме случился пожар, и почти всё сгорело. Всё лето, отставив все свои интеллектуальные дела типа чтения книг, конспектирования классиков литературы, я пилил, строгал, конопатил…