– Ты уж не сердись, Исламия-апа, замёрзли мы, посидим тихонечко, детей не разбудим.

Тем временем появляется отец, уже успевший натянуть на себя брюки. Хотя он хорошо понимает, что ночные гости явились не потому, что сильно соскучились по нему, но всё же решение проблемы затягивает, не спешит выставить на стол вожделенную бутылку.

– Набиулла-эзи, найди уж бутылочку, а?

– Нет, братцы, дома держать нельзя, только что председатель сельпо ругал меня на чём свет стоит.

– Да уж есть ведь, наверно, а то мы совсем закоченели.

– Исламия, может, у тебя где-нибудь припрятана бутылочка? Давай уж достанем, – хитрит отец с видом благовоспитанного котика.

Мама, стараясь сдержаться, не показывая своего недовольства, ставит на стол холодную картошку, масло, хлеб. Бутылку отдаёт отцу в руки.

Всё очень строго. Стакан один на всех. В другие позже нальют чай.

Огненный напиток в первую очередь положен владельцу всех материальных благ колхоза – председателю. Пока он пьёт, другие, изо всех сил сдерживая свои до предела натянутые нервы, стараются не смотреть в его сторону. Для мужчины нет, наверно, более тяжкого испытания и более долгого ожидания.

Председатель, осушив стакан до конца, не спешит выпустить его из рук, крепко сжимая его, тыльной стороной другой руки вытирает губы, раздувая ноздри, жадно вдыхает воздух и только потом тянется к хлебу. С удовольствием понюхав его, он отщипывает от него кусочек и кладёт его в рот и, будто убедившись, что горячительный напиток достиг нужной цели, левой рукой проводит по животу. Такие же сладостные мгновения испытывает и второй, и третий… Это само по себе особое зрелище, особый мир.

Когда алкоголь ударяет в головы, начинаются разговоры о делах села, района и вообще о жизни. Слово берёт старый коммунист, председатель сельсовета Исхак Галиуллин.

– Знаешь, Набиулла, ищут кандидатуру на место председателя сельпо, я предложил было тебя, но говорят, нельзя, ты не член партии.

Председатель колхоза – тамада.

– Так давай мы его быстренько примем в партию. Я бы и рекомендацию сам дал, да нельзя, мы родня, я женат на его сестре.

Отец не принимает всерьёз болтовню этих разгорячённых водкой мужчин, всё обращает в шутку.

– Нет, спасибо, там нужно большие взносы платить, а у меня детей много.

– При чём здесь дети? – вмешивается директор школы Замир Яруллин.

– Да я слышал, взносы начисляются с поголовья детей, – опасно шутит отец и спешит побыстрее исправить свою ошибку (ведь на дворе ещё только пятидесятые годы). – Спасибо за доверие, я подумаю. Может, ещё одну откроем?

Ну конечно же, открыли ещё одну и ещё одну.

Отцу вступить в партию, кажется, не давала ходу «кулацкая дочь» – мама. Однако наш отец, сын Галиуллы Набиулла, всегда оставался верен Советам, Сталину, о них и о своей эпохе он никогда не говорил плохо сам и другим не позволял. Помню его споры на эту тему с писателем Мухамматом Магдиевым. Сталинский режим уничтожил отца Мухаммата, а сам он всю жизнь носил на себе клеймо сына «врага народа», поэтому ругал Сталина и его режим с яростью, зло, мстительно. Отец, покрепче подперев свою деревянную ногу, противопоставлял ему современную разнузданность, непорядочность, беспредел.

– Раньше хоть порядок был. Даже в городе не боялись выйти на улицу. Сталин сам никого не расстреливал. А многого из того, что творилось от его имени, он даже не знал.

– Ты хоть знаешь, за что ты воевал? – много раз спрашивал я его.

– За свободу, – отвечал он неизменно.

– Какая свобода? Уж сколько времени прошло с тех пор, как кончилась война, а мы по-прежнему нищие и от всех зависим.