во тьме ощутил я – в тоскливой груди,
Как в чёрный лёд, вошёл в моё сердце
жертвы безвинный взор: – Пощади!..
Решил ей помочь я, сломать её цепи,
несчастную вывести из темноты…
Но ты всё предвидел: ты ядом смерти,
как видно, мои пропитал персты.
Едва я доверчивых рук коснулся,
в них влился мой смертоносный хлад,
Не смог я добро сотворить… Но в этом
лишь ты, вероломный палач, виноват.
Ты знал, что ослушаться буду готов я,
почувствую жалость к её судьбе,
И мне помешал!.. Но коварства такого,
Всевышний, вовек не прощу тебе!
Довольно! Теперь пред тобой не унижусь,
тебе я вызов бесстрашный шлю:
В твой пышный, лживый дворец небесный,
клянусь, никогда уже не вступлю.
И не подсылай обольстительных гурий,
в сады меня райские не завлекай:
Мой взор не прельстят теперь, не обманут
ни горы богатств, ни волшебный рай!
Отныне я вижу, отныне я знаю:
украшен престол горделивый твой
Не блеском созвездий – слезами невинных,
не зорями алыми – кровью людской.
Отныне я понял: обмана и злобы
полны все дела и веленья твои,
Возвёл ты чертог своего величья
на человечьих костях и крови.
Обманут, отравлен, подкуплен тобою,
наёмным убийцей я долго служил,
Но хватит! За все свои униженья,
за все твои козни отмстить я решил.
Как ты не простил моего состраданья,
так подлой лжи не прощу тебе, —
Отныне с тобою помериться силой
хочу в небывалой, гневной борьбе.
Прощай!.. На земле я решил остаться,
в поля справедливых битв ухожу
И всем угнетённым сынам Адама
о всех злодеяньях твоих расскажу.
Горящее, словно могучее пламя,
багряное знамя я людям вручу,
Отныне войну я тебе объявляю —
за счастье людей сражаться хочу!»
Казнённый пророк
(Голос погибшего перед Октябрьской революцией)
I
Не проклинайте меня, о цветы-бутоны!
Вас пробуждая в рассветной тиши,
Сюда босиком прихожу я каждое утро,
Пою-напеваю в лесной глуши.
Зачем прихожу?
Молодые бутоны! Скажите!
Всем расскажите! Зачем прихожу?
Ах, нет… Прошу: уж лучше молчите…
Не шелестите! Слышите? Не шелестите!
А я перед озером этим, на самом краю,
Тихонько-тихонько, главу склонив, постою…
Я ведь не первый год вот так на заре
Здесь, у воды, одиноко сидеть люблю:
Негромко пою, потом помолчать захочу,
Опять запою, опять замолчу… А о чём пою?
Деревья могучие, вспомните: с юных дней
Разве не часто я спал у ваших корней?
Молод я был тогда, но прошли года,
А сейчас взгляните,
Каким усталым, каким бессильным
Старым скитальцем вернулся я к вам сюда!
Вернулся – зачем?.. Но ведь это страна моя,
Родные края, где, надеясь из года в год,
«Тимур вернётся и нас спасёт!» —
Повторял голодный, скорбный народ.
А я?..
Мать – она и сейчас всё такая же мать;
Но даже она мне прямо в глаза иногда
Так поглядит, что голову я склоняю,
И кровью лицо заливается от стыда.
Бедная мать…
II
Скажи мне, мать! В день моего появленья,
Кем станет твой сын, молилась ли ты?
С мольбой исступлённой, громко рыдая-плача,
Лицом о кровавую землю билась ли ты?
Быть может, ты так молилась: «Да станет сын мой
Сыном всего народа, светом в его борьбе!..»
Быть может…
Скажи, о мать, утешь злосчастного сына,
Из дальних краёв вернувшегося к тебе!
Солнце – свидетель, что я за свободу бился,
Оно повидало меня в разгаре грозного дня!
Но палачи, безжалостные злодеи —
Они убили… Они казнили меня.
III
Кинжал я точу, о мать, роковой кинжал,
Мне даже гостя сейчас твоего не жаль!
Я крови желаю, о мать, я крови желаю, —
Лишь кровью упившись, смою свою печаль!
Не удивляйся, прости мне такие слова, —
Не ведаю, что говорю я… Схожу с ума…
Какой печали огонь на моём лице,
Ты понимаешь? Взгляни – и поймёшь сама.
IV
Полночь… О мать, я виселицу воздвигаю:
Отдан приказ – повесить меня должны.
Виселицу воздвигаю, чтоб молодым пророком