Кое-кто из нашего класса, и первая – Година, ставшая «лучшей» подругой Беты, по достоинству впоследствии оценили непоседливый характер её родителей. Ибо в их огромной квартире, где комнаты с паркетными полами, скорее, напоминали по площади небольшие теннисные корты, чем жилые помещения, так было приятно, удобно, бесхлопотно собираться на всевозможные праздники и дни рождения…

С дня рождения, кстати, всё и началось.

Не прошло и месяца с начала учебного года, как «новенькая» на одной из перемен пригласила к себе на день рождения весь класс! Такого размаха мои одноклассники доселе не знали. И, наверное, поэтому многие восприняли это приглашение только как красивый широкий жест, несколько театральный даже. Потому-то и пришло на день рождения человек десять – не больше.

Там я впервые и увидел родителей Татьяны.

Высокого, весёлого, подтянутого, с такими же гладкими глянцевыми чёрными волосами, синими, как у Беты, глазами и с жизнерадостным молодым румянцем во всю щёку Юрия Александровича и ещё более весёлую, почти всё время заразительно смеющуюся, то и дело танцующую с кем-нибудь из нас, Елену Игоревну.

Как-то даже не верилось, что обычно задумчивая Бета и есть их единственная дочь.

– А ещё я, знаешь, что вспомнила? – спросила меня Бета.

Мы теперь едва топтались на месте, в пространстве между широким подоконником и высокой, почти до самого потолка, пушистой ёлкой, скрытые ею ото всех. Так что единственными свидетелями нашего разговора и наших действий могли быть только эта нарядная ёлка и весёлый фонарь с той стороны окна.

– Что?

– Как ты, отвечая на уроке истории, называл Македонского Александром Филипповичем, словно это был не великий полководец, а какой-нибудь завхоз… И помню, что меня это тогда позабавило. Как-то необычно это было.

Мне было приятно, что Бета вспомнила об эпизоде, который я напрочь забыл. Но я совсем не то хотел сейчас услышать от неё и потому я снова спросил, после недолгой паузы.

– А ещё о чём ты думаешь? – спросил я Татьяну с каким-то замирающим предчувствием.

– Ещё я думаю о том, как там мои друзья, во Владивостоке, без меня справляют Новый год… Ты знаешь, мне всегда хотелось чего-нибудь постоянного, – как-то очень грустно сказала Бета. Но эта её последняя фраза легко прошла мимо моего сознания, ибо меня зацепила фраза предыдущая. Наверное, ещё и потому, что я ожидал услышать после неё нечто совсем иное, отчего в каком-то неясном предчувствии сладко замирало моё сердце.

– А о своём морском без пяти минут лейтенантике, который обещал прилететь к тебе на Новый год (неизвестно как добытыми этими сведениями со мной «любезно» поделилась Люда Година), тоже вспомнила?

– Да, и о нём тоже…

Бета совсем не умела врать. И не делала этого даже тогда, когда это сулило ей какие-то выгоды или спокойствие душевное.

– О его стройной фигуре, затянутой в белый китель! – меня куда-то понесло, да так, что я уже не мог остановиться. Я будто бы со стороны уже увидел, что мы с Таней не танцуем, а просто стоим напротив друг друга. – А может быть, ему солдатская шинель была бы более к лицу? (Лермонтовского «Героя нашего времени» с доскональным разбором «значения и роли солдатской шинели» для Грушницкого и княжны Мери мы тоже изучали на уроках «литры» весьма подробно.)

– А ты знаешь! – Бета ещё слегка отстранилась, словно пытаясь лучше рассмотреть меня, будто увидела впервые, причём с обидным любопытством страстного энтомолога, с которым тот рассматривает каких-то невообразимых форм и расцветки невидимого ранее жучка. Она некоторое время молча и внимательно смотрела на меня сверху вниз, с высоты своих изящных каблуков. – Тебе даже идёт… Быть клоуном…