Не горе, а лишь сарказм,
не я, а никто всего лишь.
Вампир
В пустой квартире – как в полой глыбе.
Холодно. Что за милость!
Живой оставил, крови не выпил —
в чём я так провинилась?
Ушёл! а ночь – не бывает глубже,
кровь – не бывает слаще…
Я так ждала, чтобы страх наружу
выманил ты, обманщик.
Я так ждала тебя, волком пела,
вьюгой стелила скатерть.
Я так ждала, чтобы жизнь из тела
вычерпал ты, предатель.
Вернись! а вену тебе подставлю —
выпей за нас обоих:
сегодня тебя, голодный и славный,
ужина удостою.
Ушёл! как будто бы я монашка!
В комнате запах мака,
а мне без тебя и глупо, и страшно —
жертве – без вурдалака.
«Из глубоких фолиантов…»
Из глубоких фолиантов
я узнала с юных лет,
что давно сменился Дантов
занимательный сюжет.
С удивленьем и досадой
мне поведал фолиант,
что идёт кругами ада
Беатриче, а не Дант.
Круг за кругом – в полной мере —
всё бессмертие прошла,
но забыть про Алигьери
не сподобилась душа.
В неподвижной круговерти
запинаясь, точно тень,
я узнала, что у смерти
есть последняя ступень.
Шаг за шагом – из столетий
составляя свой сюжет —
я узнала, что на свете
данность есть, а Данте нет.
Что несчитано трагедий
человечьих, а комедий
божьих – разве только след…
Говори, Вергилий: где ж я?
Всяк, входящий за черту,
здесь оставит и надежду,
и заветную мечту.
Как предписано вратами,
коим ключ – огонь-смола! —
я прошла – и только память
за собою пронесла.
Роль
Полюбуйтесь, как хороша!
Полюбуйтесь, как хорошо я
в надлежащую роль вошла:
пустота за моей душою.
Посмотрите, как хорошо,
посмотрите, как трагедийно
подсознание в роль вошло:
без суда меня осудили.
Дабы руки мои в толпе
у тебя не урвали душу.
Дабы руки мои к тебе
протянулись, не дотянувшись.
Персональная смерть и страсть —
по закону отца-Шекспира.
Наедаюсь тобою всласть,
как чумою во время пира.
«Как змея сбрасывает кожу…»
Как змея сбрасывает кожу,
так и я сбросила свои
многолетние личины, тоже
захотев чуточку любви.
Как змея сбрасывает кожу,
так и я сбросила свою
непосильную – считай – ношу…
Обнажённая, одна стою.
Как змея сбрасывает кожу
(умерла и снова родилась),
так и я… Сложно, очень сложно
разорвать с самим собою связь.
Как змея сбрасывает кожу,
так и я прожитую жизнь,
так и я всё былое сброшу
для тебя – только обернись!
Как змея сбрасывает кожу,
так и я изменяю суть,
лишь бы не отпугивать прохожих
и напоминать кого-нибудь…
Как змея сбрасывает кожу,
так и я сбрасываю ложь.
Где-то между правдою и ложью —
ты меня случайно обретёшь.
«Спешила я неведомо куда…»
Спешила я неведомо куда,
и шли минуты, шли мои года.
И сумерки ложились, как назло,
на тонкое оконное стекло.
И я спала, и снился долгий сон,
который был реален и весом,
который заменил реальность мне —
гитарными размолвками во тьме.
На ощупь ощутила я беду:
куда пойдёшь, туда и я пойду,
с ума сходя и нежного тебя,
невинного тебя с ума сводя.
Осматривая комнату в упор,
я слушала гитарный перебор.
Со стенами опять наедине,
я ластилась и ластилась к стене.
И продолжали отблески огня
впечатывать твои слова в меня.
И повторяла я судьбу твою:
кому поёшь, тому и я спою.
Я думала, что нам бы повезло,
и дула на оконное стекло,
и слушала вполуха голос твой,
и шла дорога – строго по кривой.
Чертёж
Я наши линии сведу
карандашом,
пером.
Свернуть пробелы – не проблема.
Но ты и я – в одном ряду,
в одном роду —
решительно несбыточная схема.
Чертёж, который
мне самой смешон.
«Тяжела земная доля…»
Тяжела земная доля,
тяжелее – только вдовья.
Боль рифмуется с юдолью,
кровь – с любовью.
Изуверы, иноверцы…
Тяжела земная плаха.
Тяжелее – только сердце
Мономаха.
Тяжела земная ноша:
жизнь вытягивает жилы.
Тяжелее – только коршун
однокрылый.
Тяжела земная тяга,
тяжелее – только почва.
Клочья порванного стяга