Периодически, оставляя хлопоты с самоваром, Оля отбегала к Арбузу и что-то сообщала ему по секрету. Пёс стоически выслушивал детские монологи и лизал девочку в нос. Оля смеялась, утирала лицо перепачканными сажей руками и возвращалась обратно к самовару.

– Доченька, – Ильма поглядела на Олю, – посмотри, на кого ты похожа.

– Как же я могу посмотреть, – удивилась Оля, – зеркала же нет.

– А ты в самовар погляди, – подсказал Андрей.

Оля подошла к закипавшему самовару и поглядела в его блестящий металлический бок. Ничуть не смутившись перепачканного сажей носа, она засмеялась:

– Я похожа на чёртика из мультика, правда?

– А разве девочкам можно быть чёртиками? – спросила Ильма.

– Можно, – весело ответила девочка и бросила в трубу щепку.

– Но ты всё равно, пойди, пожалуйста, умойся, – попросила Ильма.

– А куда?..

– Иди вон за тот куст смороды, – сказал Андрей, – там кран. А полотенце найдёшь в сарае на гвоздике.

– Ладно, – кивнула Оля и отправилась умываться.

Самовар загудел, дым повалил из трубы столбом и сник; теперь только жар вырвался наружу, смешиваясь с прохладным воздухом и заставляя подпрыгивать и бренчать крышечку на покатом плече. Андрей принёс заварочный чайник и налил в него кипятку.

– Ну, вот, теперь можно чай пить.

– Ура! – Оля захлопала в ладоши.

– Предлагаю пить прямо здесь, – сказал Андрей. – Стол и стулья сейчас принесу. А?

– Пожалуй, – согласилась Ильма, – Первый раз буду пить чай из самовара. Только в кино видела да читала; ой, что ж это я? У меня же варенье есть! Сейчас принесу…

Втроём они сидели за столом, и пили чай с вареньем. Ветви старой яблони, покачивая листвой, шатром укрывали их, и вечернее солнце не слепило глаза прощальным ярким свечением. Самовар ещё дымил, распугивая стаи назойливых комаров. Роса падала на траву, а кузнечики, радуясь свежести, от души заливались мелодичным стрёкотом.

Оля, ухватив кружку двумя руками, шумно прихлёбывала ароматный чай, ела булку с вареньем, болтала ногами и, не умолкая, тараторила, задавая между тирадами вопросы, поражающие своей объёмностью. Ей хотелось знать, отчего у Арбуза короткий хвост; и что было бы, если бы хвост остался длинным; зачем уши подрезаны; а ещё, ест ли Арбуз арбузы.

Андрей обстоятельно давал ответы, и Оля, внимательно слушая, понимающе качала головой. А узнав, что собака есть суп, несказанно удивилась. Да и как же было не удивляться, ведь девочка принадлежала к тому типу малышей, для которых само слово «суп» уже несло с собой страдания и все мировые катастрофы.

– А я хочу ещё спросить, – сказала она, – вот зимой, когда все катаются на санках, Арбуз тоже катается?

– Доченька, – сказала Ильма, – он же собака, он не может кататься на санках.

– Кататься сам не может, – согласился Андрей, – а вот кого-нибудь катать может. У него и специальная шлейка есть. Надеваешь её, садишься, и поехал.

– Правда? – Оля недоверчиво поглядела на Андрея, – Как в кино?

– Как в кино, – кивнул Андрей, – зима придёт, он обязательно тебя покатает. У тебя санки есть?

– Есть, – ответила Оля, – даже со спинкой.

– Вот и хорошо, – сказал Андрей, – сядешь и поедешь.

– Правда-правда? Честно-честно?

– Обещаю.

– Скорей бы зима, – мечтательно произнесла девочка.

– Зима зимой, – сказала Ильма, – а тебе, подруга, спать пора. Допивай, и пойдём.

Девочка тяжело вздохнула и принялась допивать чай. Но делала она это так медленно, что Ильма, тут же, разоблачила хитрость. Оля хотела было поныть для приличия и заявить, что не такая уж она и маленькая; но поняв, что нытьё ни к чему хорошему не приведёт, сдалась. Она допила чай, слезла сл стула, сказала «спасибо» и уставилась на мать.