– Мне очень жаль, Вера…Мне очень жаль. Прости.., – прошептал я ей в волосы.

Поцеловав отвердевшие губы, я вышел на терассу, в завесу ядовитого, густого воздуха, заполнившего все вокруг.

(Вика Осадченко)

– Я принёс тебе подарок.

Вынимаю из кармана носовой платок с пёстрыми цветами, отковыриваю ногтём бирку. Старая кукла глядит на меня круглыми глазами, спрятав ручки за спину.

– Бери, не оказывайся. Он стоит копейки, правда. А мне приятно.

Она вздыхает, признавая своё поражение. Протягивает руки.

– Спасибо…

Аккуратно складывает платок по диагонали, завязывает неловкими пальчиками на лысой голове. Волосы выпали давным-давно.

У Малики одна нога короче другой: своей она лишилась в незапамятные времена, а когда ожила, пристроила на её место ногу от другой куклы. У Малики круглые голубые глаза, нежнейшая улыбка и сложный характер. Одевается она в самые пёстрые тряпочки, какие только удаётся найти. Так что мой платок вполне гармонирует с её нарядом.

Малика живёт в том самом гараже, возле которого мы сейчас сидим. Выбирается наружу через подкоп в углу – в гараже, как ни крути, скучно. А тут всё-таки компания.

– Хороша, – цокает языком Окунь. – Тебе бы ещё на платье такой платок… Жень, купи ей, а?

– Нет уж, – топает ножкой кукла, – не смей! Мне ничего не надо!

Самостоятельная. И людям не верит совершенно. Ещё бы: любили, играли, называли принцессой, а потом отправили в гараж.

Мы с Марсиком смотрим на это меланхолично и занимаемся своими делами. Я его глажу, он лежит у меня на коленях и урчит. Малика, успокоившись, садится рядом с нами на бревно, болтает босыми ножками. Ночью в марте зябко, но холода она не чувствует. А я поёживаюсь.

– Хотите, свой новый рассказ почитаю? – предлагаю я, пытаясь нащупать под Марсиком карман и выудить оттуда телефон.

– Опять страшный? – хмурится Малика. – С убийствами?

– Ну так! – гордо отвечаю я, выводя текст на экран. – Дарк фентези, однако.

– Читай, – разрешает Окунь, принимая в воздухе горизонтальное положение. – Что мы, убийств не видели?

*

Познакомились мы зимой. Я разыскивал Марсика – этот серый уличный кот, исправно приходивший за едой утром и вечером, вдруг пропал. К ночи я забеспокоился и отправился обшаривать окрестные подвалы.

– Марсик, Марсик, – неубедительно взывал я в темноту. – Кыц-кыц-кыц!

– Здесь твой Марсик, – отозвался очередной подвал. – Лежит вон.

По ту сторону зарешёченного окна стояла кромешная тьма. Моя писательская фантазия поочерёдно нарисовала в ней образы вампира, клыкастого монстра и призрака невинно убиенного сантехника. Здравый смысл предпочёл остановиться на бомже.

В таких ситуациях мои герои мужественно расправляют плечи, нащупывают за поясом холодное или огнестрельное оружие и говорят короткими, решительными фразами. Я же судорожно шмыгнул носом – это, как ни странно, меня приободрило.

– Он умер? – осторожно поинтересовался я.

– Зачем сразу умер? Болеет. Похоже на пневмонию.

Я помянул про себя недобрым словом Марсиково нежелание ночевать в квартире. Догулялся, идиот…

– Мне бы его забрать. Полечить.

Изнутри подвала хмыкнуло.

– Ну тогда ты это, не пугайся. Сейчас вынесу. Ты бы лучше погулял пару минут, чтобы на меня не смотреть, а? Я кота прям тут положу, чес-слово.

– Неси, я не боюсь, – соврал я на удивление бодро. – Ты кто вообще?

– Сосед, – ухмыльнулась темнота.

Из-за решётки выплыло серое пятно – Марсик, окружённый мутноватой дымкой. Я моргнул и понял, что туман имеет антропоморфные очертания. Кота тащил на руках маленький полупрозрачный человечек. Лапы Марсика вяло болтались – похоже, что ему было совсем худо.