Вскоре к великому писателю последовал еще один визит. К Толстому явился сам «живой труп» – Николай Гимер – с просьбой найти ему хоть какую-то работу. С помощью прокурора Тульского окружного суда, добрейшего Николая Васильевича Давыдова, от которого Толстой в свое время и узнал подробности дела, эта просьба была выполнена.

Свое обещание не печатать пьесу Лев Николаевич сдержал. «Умру – тогда играйте, – ответил он Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко, просившему разрешения поставить новую пьесу в Художественном театре. Драма была напечатана лишь в 1911 году, после смерти Толстого, а потом состоялась знаменитая премьера «художественников». Новая пьеса заняла ведущее место в репертуаре сотен театров по всей России. И опять Екатерина Павловна сделалась притчей во языцех.

За ней охотились падкие на сенсации журналисты, зачастившие в Щелково. Но вместо роковой героини судебных хроник они видели перед собой маленькую, располневшую женщину, с добрым морщинистым лицом, ничем не похожую на «сексуальную революционерку», не побоявшуюся посягнуть на моральные устои общества и официально имевшую двух мужей. Она сетовала корреспондентам на то, что постановка пьесы и связанное с ней извлечение из архива давно забытого дела ее страшно огорчает и нервирует. А что еще она могла им сказать? Нервы у Екатерины Павловны действительно были порядком расшатаны. Чуть что, она начинала плакать и просила оставить их со Степаном Ивановичем в покое. Нет, покоя ей уже не видать. Остается только мужественно сносить все пересуды, сплетни и слухи, обраставшие новыми подробностями. И при жизни, и даже после смерти.

…Екатерина Павловна очнулась от тягостных воспоминаний. Неужели все это когда-то произошло с ней? Просто не верится. Но и современная действительность была не лучше. Шел 1930 год, и ее единственный сын был арестован по ложному обвинению, на этот раз как германский шпион.

Юному гимназисту, добившемуся встречи с великим писателем, чтобы защитить свою мать, было суждено стать видной фигурой русского революционного движения, экономистом и публицистом, известным под псевдонимом Н. Суханов. После окончания гимназии он учился в Париже, в Высшей школе общественных наук, слушал лекции Ленина, Мартова, Троцкого, Чернова. Потом поступил на экономический факультет Московского университета. Со своей женой, профессиональной революционеркой Галиной Константиновной Флаксерман, прожившей долгую жизнь и умершей в Москве в 1958 году, он познакомился, отбывая ссылку в Архангельской губернии. Жить в Москве супругам запретили, и они поселились на окраине Петербурга. Именно в их квартире на первом этаже многоэтажного доходного дома № 32 на набережной Карповки в 1917 году состоялось историческое заседание большевистского ЦК. Инициатива предоставить для этого свою квартиру принадлежала Галине, активной большевичке. Николай же, стоявший на позициях меньшевиков и не разделявший убеждений жены, что не мешало их крепкому семейному союзу, в тот день уехал из города. Не знать о готовящемся заседании он не мог и ушел нарочно, предоставив решать все вопросы без него.

…Под потолком комнаты горела большая лампа с белым матовым абажуром. Чтобы свет от нее не падал во двор, единственное окно завесили плотным одеялом. К десяти вечера, под покровом тьмы, в квартиру Суханова стали постепенно стекаться участники заседания, соблюдая все правила конспирации.

– Яков Михайлович, а кто этот незнакомый старик? – встревоженно спросила Александра Михайловна Коллонтай у распоряжавшегося всем Свердлова.

Им оказался не кто иной, как Владимир Ильич Ленин, переодетый и загримированный до неузнаваемости – в седом парике, без усов и бородки.