Речь была «пламенной, иначе не скажешь. Оставалось только объявить о вручении товарищу Протасову Б. А. Ордена Ленина.

– Если больше кандидатур нет, то переходим к голосованию.

Товарищи, кто за кандидата, Протасова Бориса Алексеевича, прошу поднять руки… – закончив речь, первый секретарь райкома, традиционно, по привычке поднял руку первым, задавая присутствующим «вектор движения» рук.

Так как коммунисты начали голосовать нерешительно, поддаваясь больше желанию угодить начальству, представитель партийной власти тянул свою руку всё выше и вперёд, в направлении собравшихся в зале избы-читальни колхозников. А так как в руке зажимал в крепкой, «мёртвой» хватке картуз, то напомнил, для тех, кто хоть раз видел репродукцию картины Василия Хвостенко «В. И. Ленин на броневике в 1917 году».

Люди переглядывались, желая увидеть одобрение среди своих односельчан данному товарищу и, нерешительно или поднимали руку, или вертелись на лавках, не находя «козырного» аргумента. Председатель собрания не спешил с подсчётом голосов, поглядывая на районную власть и надеясь, что она вот прямо сейчас достанет из кармана кожаной куртки тот самый небьющийся козырь. И заметив, что нерешительно поднятые руки стали, то там, то здесь стыдливо прятаться за спинами впереди сидящих, быстро сосчитав голоса и попросил опустить руки.

Объявили голосование за второго кандидата. Даже без подсчёта был виден результат волеизъявления коммунистов колхоза.

Подсчитали голоса. Большинством голосов был избран коммунист Прасол. Партийный вожак района поблагодарил присутствующих и выразил надежду, что их выбор явится началом расцвета колхоза, как и во времена политотделов, когда Милость-Куракинская МТС была известна на всю страну, и жалеть о выборе не придётся.

Первый секретарь жал крепко Алексею руку, не отпуская руку вновь избранного коллеги по партийной работе, делал амплитудные подъёмы и опускания, как будто пытался что-то вытряхнуть или, наоборот, вбить. При этом всё что-то приговаривал в плане напутствий. Конечно, Алексей, из всего того ничего вразумительного для себя не смог запомнить и единственное желание было – когда же он его отпустит.

Потом, встрепенувшись, вспомнил и сделав растерянные глаза, спросил:

– А, как же автомашина? Ведь у нас-то в «Труде» всего две «полуторки» и запасных водителей пока нет. Нет! Я не могу!

– Не переживай, Алексей Фёдорович! На сколько я знаю, списочный состав коммунистов в вашем колхозе пока ещё позволяет быть парторгом, как говорится, полуосвобождённым. А, если подготовишь человек 10—15 кандидатов в члены партии, вот тогда и «под завязку» будешь «при портфеле». А пока личным примером показывай на уборке, перевозке зерна и грузов хозяйственного назначения, что коммунисты – передовой авангард не только рабочего класса, но и трудового крестьянства. Я знаю, у тебя, Алексей, получится.

И только после этого отпустил руку Алексея с онемевшими пальцами. Силён партиец, однако! Как только первый секретарь отошёл, сразу откуда-то, как из подполья, вырос товарищ Алексея, Василий Пужалин.

– Фёдорыч! Ты же того… коли будешь передавать свою машину, не забудь, мы же с тобой с самого начала. Только моя уже «леченная», а твоей ещё двух годков нет. А то дадут какому-нибудь молодому недоумку, сам знаешь…

– Не переживай, Вася, я не передаю машину, пока не передаю.

– Ну, если что, имей ввиду, – Василий неспешно отошёл, опустив голову и казалось, что он был ответом Прасола огорчён.

Алексея встретил дома отец, смачно затягивающийся табаком-самосадом, щурясь от едкого дыма, струившегося, как из печной трубы дым, в морозную безветренную погоду, вертикально вверх и кряхтел, толи от удовольствия, толи от того, что никотин раздирал бронхи, что шаловливый котёнок шторы в богатых панских домах. Он смотрел на сына, неспеша шествующего вдоль сложенных, вместо ограды, двух рядов бутового камня песчаника по, местами выезженного колёсами бричек, спорыша, как по ковровой дорожке к пьедесталу. Алексей прихрамывал на одну ногу и слегка её волочил. В свои 38 лет больше был похож на ветераны боевых действий на Халкин-Голе, чем на партийного вожака колхоза.