А наутро встал и пошёл работать: возил снег из ограды. А когда пришёл обедать, то люди пришли смотреть молодых. А я спотел и причесался, а в толпе слышно: «Смотри, молодой-то намазался маслом».

Но прожив три недели, опять сдался старикам, заставили венчаться. Поехал в церковь венчаться и немного погуляли всей роднёй с обоих сторон.

И началась трудовая моя жизнь. Только что не в работниках. Сплю вдвоём. Встречаюсь с товарищами. В разговоре одне одобряют мой поступок, другие, вроде, подсмеиваются, а третий рассказал, как заяц плыл на льдине. Вот и у меня опять раздумье.

Мои товарищи живут и экономически, хоть медленно, но растут и этим гордятся. А чем я похвастаю? Наоборот, боюсь, как бы оне не спросили о чём. И решил один, без семи стариков, и сказал жене: «Пошли к моему отцу жить», а она: «Но чем мы будем там жить?». Тут меня ещё больше заело самолюбие: «Ох вы, я, такой детина, да не смогу без вас, без вашего хозяйства прожить». И взял ящик свой и ушёл от стариков к отцу, лёг в короб под его крышей. Это был июль месяц 1926 г. Я дома опять. Правда, вскоре пришла жена, так любезно сказала: «Я с тобой хоть куда» и обои легли в короб. Пришёл отец: «Ох, сынок пришёл. Да не один! Молодец, живи с нами». А мать так много говорила не прямо по нашему адресу, но понятно, что у нас своих ещё нищих много. Но это по адресу моей жены. И меня опять заело самолюбие, и я подумал: «Нет, видно, правда, говорят «отрезанный ломоть не приставишь к булке». Тут пришёл дед и бабка, где мы жили, стали горевать: «Как мы будем работать без вас», но я сказал: «Мы вам всю тяжёлую работу поможем сделать». Тогда старики сказали: «Если так, то вот что: мы вам отдаём жеребёнка, овцу, поросёнка, 1 га посева пш., 0,5 га овса». А мой отец думает: «А что же я дам своему сыну? Как-то обидно. Ольге дали, а я сыну не дал». Тогда он пошёл наутро к старухе одинокой, безродной и сказал: «Иди к нам, живи до своей смерти с нами, а эту стареньку, деревянную избу отдай нам». Она с радостью согласилась, и на пятый день мы с женой уже жили в своей избе, которую нам отдал отец (от этой самой старухи), а старуха перешла жить к отцу. И отец дал нам 4 колеса и часть посуды. Но зато у отца появилась гордость и радость.

И началась моя самостоятельная жизнь, и вся забота легла на меня. Ох, сколько надо, чтобы быть хозяином. А где взять средств, денег. Решили, то, что было у жены в сундуке, все продавать: скатерти, полога, полотенца и покупать в хозяйство. В это время уже существовало и работало кредитное товарищество: набирали зерно. И мы с товарищами зимой работали там трое. Коптарили пшеницу в мешки и зашивали шпагатом. В ночь накоптаривали по 220 мешков, 1000 пудов. А утро – на своих лошадях едем в Шумиху, везём мешки. Зарабатывали за 1000 пудов коптарки 3,5 руб., а за подводу в Шумиху – 1,25–1,50 р.

Мы тут начали богатеть, но трудно было работать. А летом между парками, когда в поле нет работы, мы работали на железной дороге в ремонте. Там зарабатывали по 90 коп.–1,20 р. в день.

Хозяйство моё в то время было: лошадь, корова, овца, изба ветхая, деревян., сенцы из плетня. И решил сложить конюшню из пластов (дёрна). Собрал помощь и 1-й раз купил водки русской, горькой (1926 г.). Таким и продолжался 1927 год, а в 1928 году, марте месяце, мы решили организоваться в с/хоз. артель. Нас было восемь хозяйств. Я был председателем сельхозартели. Ездил регистрировал устав сельхозартели в райисполком (земельный отдел) и начали жить и работать. Нам государство выдали ссуды, кредит. Купили две лошади и жнейку, да своих было лошадей 8 голов. Жить было трудно по-новому, да и товарищи наши над нами смеялись. Использовали все наши недостатки и ошибки, но мы крепились и так прожили 20 м-цев.