– Всё, господин Лейв. Гони куну! – вытерев мокрые ладони о подол рубахи, произнес Бутурля Окунь – артельный староста ладейных. Работники под его руководством только что закончили перегружать товары из высокого кнорра в маленькие речные ладейки. В три таких суденышка как раз и уместился весь товар с кнорра. Товар знатный: сельдь в бочонках, китовый жир, сукна разноцветные, фризские, да прочего – фибул узорчатых да товару кузнецкого – по мелочи.

Для Ладоги товар обычный, так ведь купчина-то, похоже, не совсем дурак – ниже по реке собирается, то ли в Киев, то ли к кривичам, а может, и в Белоозеро. Ему б, конечно, попробовать на реку Итиль, к болгарам да хазарам, – уж взял бы наварец изрядный. Ежели б дошел не разграбленным да живым. А ведь может и дойти – воинов-то хватает. Впрочем, и конкурентов тоже. Бутурля Окунь скосил глаза на ладьи хазарского купца Вергела. Вот же смелый человек этот хазарин, добрался-таки до Ладоги! А ведь не прямая дорожка плыть-то, через болгар, а те, известно, всех проплывающих на Русь стращают, россказнями разными потчуют: дескать, в лесах ладожских одни людоеды живут, путь туда трудный, опасный, только болгарским купцам под силу, они с людоедами ладят, так что болгарина-то к торговле пропустят, а вот какого-нибудь хазарина или араба – бабушка надвое сказала. Редко, редко приходили в Ладогу из далеких южных краев хазарские гости, арабы – и то чаще, а больше болгары, уж те-то почти рядом – соседушки. Все на великой реки Итиль жили. А от Волхова к Итилю путь хорошо известен. Сначала по Нево-озеру, затем – по Сяси, комариной реке, потом волоком, да по малым рекам – Колпи, Лиди, Чагоде, ну а те как раз в Итиль и несут свои воды.

Варяжский купец Лейв – совсем еще молодой парень, не купец – купчонок, на вид противный – слюнявый, сытомордый, упитанный, – важно почмокал губами и, пошарив в прицепленной к поясу мошне, вытащил серебряную монету. Да не куну, а – то Бутурля враз приметил – ногату! Из нового серебра, еще не истершуюся, что арабы так и прозывают– «нагу», что значит «хорошая, отборная». Отсюда и «ногата». Хоть по виду и схожи – несведущий человек и не отличит почти, – да зато по весу разные – за гривну двадцать ногат дают, а кун – двадцать пять. Ничего не сказал Бутурля Окунь купчонку, словил на лету ногату, сунул за щеку и, поклонившись, быстро спустился по крутым сходням кнорра.

– А гость-то, однако, не беден,—усмехнулся Всеслав Сушина – мужик из артели, сухой, худющий, длинный, словно иссохшее дерево, вот уж точно – Сушина. – Вот бы к такому наняться. Я чаю, люди ему понадобятся, варягов-то с ним не так и много. Заработать можно, потом всю зиму у огня кости греть, это не то что с нашим жуком Бутурлей. А, Найден?

Найден вздрогнул. Закончив погрузку, он сидел на длинном полусгнившем бревне, брошенном почти у самой воды неизвестно для каких целей, и задумчиво смотрел на противоположный берег – холмистый, густо поросший угрюмыми елями и сосняком.

– Что, дядько Сушина?

– Я говорю, хорошо б к тому варягу наняться.

– А, это можно. – Найден пожал плечами.

В принципе, к зиме подработать, конечно, нужно, да вот только срываться сейчас с Ладоги не особо хотелось. И так после побега из южных земель едва на ноги встал, к артели прибился, и ведь, удивительное дело, взяли его, чужака. Хотя, если разобраться, какой же он, Найден, чужак? Да, то место на берегу Волхова, где когда-то белоглазая чудь спалила его деревеньку, давно уж заросло молодым лесом, однако кое-кто из артельных ее помнил, ну, не саму деревеньку, а мужиков. Старосту, Хромого Неждана, многие знали – частенько нахаживал Неждан в Ладогу с медом, воском, с рухлядью мягкой. А Неждан Хромой приходился Найдену дедом, вот, видно, потому и махнул рукой Бутурля Окунь, когда решал, взять ли, нет, в артель чужого незнакомого парня. Взяли. Всё ж таки не совсем чужой – остались еще такие в Ладоге, что деда помнили, хоть и помер он давненько, тому уж лет двадцать будет.