– Благодарю вас, господин Лодук.

Господин Лодук тоже принадлежал к народу низкоросликов, а точнее, к племени лепров. Ростом он, как и Газгу, едва дотягивал до трёх футов, то есть доходил Тальесу до пояса. Но, если коренастый гном в плечах не уступал рыцарю, а в обхвате рук так вообще превосходил его, то Лодук, как и любой другой лепр, телом был довольно тщедушен – с десятилетнего человеческого ребёнка. Проще говоря, совсем мал и хил. Помимо физических и анатомических особенностей, эти похожие народы различала ещё одна важная черта – лепры, в отличие от гномов, никогда не отпускали усы. Бороды носили. Но усы – нет.

– Вы на него не обращайте внимания, уважаемый сир Тальес, – пробормотал Лодук, выпуская из носа струи дыма на манер дракона, – Газгу как дураком родился, так дураком и помрёт. Его даже братья собственные нередко поколачивают за язык дурной. А мелет он им столь бездумно не со зла вовсе, а по скудоумию.

– Ах ты, прыщ безусый, пиявка рыжебородая, да я тебя… – забурчал гном, строгая над котлом овощи.

– Ты – меня, а потом я тебе в Ленциге вексель вот возьму, и не выпишу. И что тогда поделывать будешь, охламон ты усатый? Вот-вот, то-то же! Не забывай, носатый мой друг, кто тебе денюжки даёт.

Газгу ругаться не перестал, просто тон снизил и перешёл на кабутвурд2.

– Ох уж эти гномы, – виновато улыбнулся Лодук, – хлебом не корми, дай побрюзжать, да ближнему своему настроение испортить. Что ж с них взять, такая уж порода!

Тальес лишь хмыкнул в ответ. От терпкого дыма трубки першило в горле, но, в сочетании с полусладким «Вальетелли», послевкусие получалось вполне приятным.

– Так когда, вы сказали, мы увидим высокие стены Ленцига, уважаемый рыцарь?

– Я и не говорил. Если не будем слишком часто останавливаться в дороге, то завтра к вечеру прибудем.

– Либо ещё одна ночёвка под небом? – пробормотал Лодук, теребя свою рыжую бороду. – Этого нам позволить себе ну никак нельзя! Не сочтите за грубость, сударь рыцарь, но не могли бы вы завтра максимально ускорить наше передвижение? Понимаете ли, у меня есть особенное хобби, я нумизмат. А в Ленциге, понимаете ли, у меня имеется одно дельце к моему сородичу-нумизмату. Ну, а он, понимаете ли, может меня не дождаться, и тогда мне придётся остаться без…

– Как получится, господин Лодук, – холодно оборвал его Тальес, – в обозе, вверенным мне под охрану, путешествуют не только солдаты вроде меня, купцы вроде гнома, банкиры вроде вас, но ещё и множество поселян со своим скарбом. А также их маленькие дети. И мне всё равно, успеете ли вы пополнить свою коллекцию очередной редкой монетой или нет, но загонять детей вусмерть я не собираюсь. Понимаете? Или не понимаете?

– Ха-ха! – расплылся в широкой улыбке Газгу, поднимая нос от котла. – Вона тебе, получи пупок замухратый! Понял? Хрена тебе с маслицем, а не монеты твои засратые! А ещё, понимаешь, с вином припёрся, умасливать пытался…

– Просеивайте свою грязную речь, господин Газгу, – ещё холоднее бросил рыцарь, – иначе, клянусь своим именем, я сам этим займусь.

– Всё, всё, молчу, – ухмыльнулся гном, пробуя варево на вкус, – ох, ядрица-водица, хорош навар-то получился!

– Кхм… кхм… – пробубнил Лодук, попыхивая трубочкой, – досадно, однако, будет опоздать. Но я вас понял, уважаемый рыцарь. Докучать сим вопросом более не намерен. Вино оставьте в знак… эм… уважения.

Тальес пожал плечами и, проводив лепра взглядом, наполнил походный кубок. Вокруг сновал народ и общими усилиями рождал неповторимую симфонию бивуака: раздавались переклички, смех, разговоры; плакал чей-то ребёнок, кто-то поигрывал на свирели, кто-то подпевал; мужлан-кузнец бранил свою жёнушку за какие-то грешки, та в ответ кудахтала и ревела одновременно, словно доселе невиданная учёному свету помесь квочки и вепря. Воздух помимо ночной летней свежести наполнялся запахом гномьей похлёбки, которая, если честно признаться, пахла очень даже недурно.